• Новости
• Спонcорам
• Библиотека
• Авторы
• ФОРУМ
• Реализация
• Реклама
• Предприятие

Смолкли давно звуки горна, стих вдали лай собачий... Заблудился княжич, отстал от дружков. Казалось бы, все леса окрестные как свою ладонь знал — на охоту частенько езживал. Ан нет, на сей раз далековато, видать, забрался...

Два дня и две ночи выбирался княжич из незнакомого леса — оголодал, отощал, одежду о кусты изодрал. Тяжко ему пришлось: был он седьмым сыном у родителей, младшим и самым любимым — балованным. Кроме пиров да охоты, занятий не знал. Старший брат при отце был, княжество принять готовился, второй — войском учился командовать; третий границы охранял на севере, а четвертый — на юге, пятый послом к иноземному царю отправился, да и шестой поближе к казначею пристроился... Как тут Ходимиру дело себе найти?

На третий день увидал он башню вдали — к незнакомому княжеству выехал… Какой-то простолюдин, по одежде, и речи, и убранству коня богатому признав в нем человека знатного, проводил его к княжескому терему. По дороге узнал Ходимир, что правит здесь княжна Травиника, волшебница. Славится она цветником своим, что на две части делится: в одной весёлицы растут, да отважницы, да надеждинки, да добрянки, в другой — досадницы и грустиммы, тревожницы и сердитки... Из их лепестков княжна лекарства делает, чтобы людям помогать. Придет к ней, скажем, просительница, снадобья для сына попросит: больно уж ветреным вырос, пустомелей, ничему учиться не желает. Даст ей Травиника чуток тревожницы да грустиммы щепоть; выпьет отвара ветреник — да, глядишь, и задумается о чем всерьез. Попросят у княжны средства боль-тоску изгнать — весёлицы даст лепесток или надеждинки... Но не всем помогает Травиника — тем лишь, кому помощь и впрямь требуется. А меж первой и второй половинками сада тепличка маленькая стоит. Стережет ее денно и нощно самый лучший солдат — никому туда ходу нет, кроме хозяйки самой, и что такое растет там, простому люду не ведомо.

Подвел человек Ходимира к воротам княжеским и ушел восвояси. А княжич к Травинике направился: познакомиться решил, все ж таки соседи, да и на сад посмотреть любопытно.

Но увидал княжну — и пропал. Улыбка у Травиники была ясная, что весеннее небо после дождя, а глаза цвет меняли. Нахмурится княжна — очи темной синью затуманятся, задумается — прозрачнее воды станут.

Впервые в жизни пожалел тут Ходимир, что княжич он лишь по званию — разве пойдет за такого Травиника-красавица!

— Ах, княжна! Предложил бы я тебе женой моей стать, — так и сказал ей прямо Ходимир, — да ничего-то нет у меня — ни земель своих, ни казны…

— Согласна я, — Травиника ответила. — А княжество мне твое без надобности: муж мне нужен, чтобы землями здешними правил, пока я садом волшебным занимаюсь. Многие иноземцы ко мне сватались, как отец мой, Стеблий, умер, да только вижу: не сама я им нужна. Хотят на сад мой руку наложить, к цветам подобраться — чтоб людьми управлять. А ты, княжич, не из таких совсем! По нраву ты мне…

На том и порешили. И свадьбу сыграли не откладывая, к обоюдному удовольствию.

Отшумело гулянье, разъехалась родня… Вскоре после свадьбы сказала Травиника, что надо ей уехать ненадолго — к тетушке Соцветии, за семенами и луковицами волшебными. А мужа остаться попросила:

— На тебе теперь княжество — учись делами править, все осматривай. Отдохнуть захочешь — по саду моему погуляй, на клумбы полюбуйся. Только нюхать тебе их не надо: непривычный ты, много лет потом в их власти пробудешь. И запомни — ни в коем разе в тепличку мою не ходи, что б ни случилось!

Заверил жену Ходимир, что не нужны ему ни цветы волшебные, ни тепличка тайная — поважнее он себе занятие найдет:

— Езжай спокойно, княгиня: все как надо сделаю!

Уехала Травиника к тетушке, а Ходимир на княжестве остался, за дела принялся.

Да только наскучило ему скоро целыми днями в хоромах душных сидеть, просителей выслушивать, в законы да тяжбы вникать, сборы разные подсчитывать — привычка прежняя на пиры влекла, на охоту в лесные просторы толкала.

И вот как-то улизнул от бояр-советников Ходимир, и прогуляться тайком отправился. Все обошел — все дворы и конюшни — и про сад Травиникин вспомнил.

Мимо стражи у теплички закрытой прошел — и словно в сказке оказался. Вертит князь головой — не может решить, куда сперва и свернуть. И справа, и слева — везде клумбы, клумбы с цветами, да какими! У одних — лепестки-лодочки тяжелые, лимонно-розовые медовой пыльцой усыпаны, у других — серебристо-лазурные, спиралью закручены, у третьих — по краям волнистые, вверху алые, внизу белоснежные... Которые цветки на голубиные крылья похожи, вот-вот сорвутся и в небо улетят, а которые десятком чашечек вокруг стебля покачиваются, будто девицы-подружки в пышных юбках шелковых за столом сидят, чай пить собрались... А иные и вовсе описать нельзя... Был он здесь с женой вместе, с Травиникой, рассказывала она, где отважница, а где досадница, где весёлицы, а где тревожницы — да Ходимир тогда больше на жену молодую смотрел, голос ее слушал да в глаза вглядывался — то зеленые, то голубые, то орехово-золотистые. А один оказался среди цветов — обомлел, до того пышны да роскошны оказались. А запахи-то, запахи!

Затуманилась голова у Ходимира — вмиг все наказы жены улетучились. Нагнулся он, и цветок ярко-алый понюхал...

Тут же плечи у князя сами собой расправились, грудь выпятилась — кажется, горы бы сейчас свернуть мог!

Шагнул он к следующей клумбе — над цветком-голубкой склонился... И так легко ему стало вдруг — хоть лети! С трудом руки-ноги удержал, чтобы в пляс не пуститься...

Всё обошел князь молодой — уж сам черт ему не брат, чувствует! — и в другой конец сада направился.

И там клумбы не беднее оказались! На одной цветы темно-синие, бархатные, на стеблях, как на шеях лебединых, клонятся, покачиваются, словно напомнить о чем-то хотят. Вдохнул их запах Ходимир — заныло сердце, как будто заноза в него вошла... На клумбе следом цветки-спирали понюхал — вся кровь в виски кинулась, щеки загорелись... А в конце самом сада черно-рыжие шары пестреют, бордовые иглы из них торчат. Наклонился над ними князь — и потемнело у него в глазах, еле-еле выпрямиться сумел.

Отдышался Ходимир и побрел из цветника прочь — голова кружится, руки трясутся, губы дрожат, каждый вдох с трудом дается... А внутри все кипит, и кружит, и давит — вот-вот, кажется, разорвет его на мелкие клочки! А все княгиня молодая, Травиника!

Взяла и уехала — одна, без него! А ему в дела вникать велела, точно он мальчик какой! Князь он или не князь?! Да в его роду каждый с колыбели править умеет! И что за причуды такие — в тепличку, видишь ли, заходить нельзя? Что за секреты? Не доверяет ему, стало быть, княгинюшка?!

Оттолкнул Ходимир стражника, распахнул дверцу... Остановился на пороге, глазам не веря. Растет посреди теплички цветочек один-единственный с мелкими листиками, головкой пушистой — пух вовнутрь, семена наружу. Засмеялся во весь голос князь: и этакий-то отросток-недоросток прятать занадобилось, одуванчик сорный? Ни цвету, ни формы, и запаху, небось, никакого. Сорвал он цветок и к лицу поднес...

И пропало для князя всё — и дрожь в руках, и жар в крови; и ветра свист, и солнца свет.

Смотрел спокойно Ходимир, как из цветка неказистого семена посыпались, с ветерком по саду разнеслись и проросли тотчас же, а цветы волшебные чахнуть начали, лепестки сворачивать; как слуги да стражники засуетились, забегали — смотрел, пока его за руку в покои не отвели.

Под вечер весть принесли, что по княжеству пошла гулять травина сорная, сады губить, людей одурманивать. Худая новость — а не кольнуло у князя в душе.

Наутро Травиника вернулась. Хорошая весть — а не дрогнуло сердце...

Княгиня при виде мужа лишь руками всплеснула, полыхнула очами черными — и в сад кинулась. А Ходимир у окна сидеть остался. Хорошие дни стояли, теплые, ясные — только на охоту и мчаться. Да зачем?..

Воротилась к закату Травиника. На стол перед мужем букет положила — из последних своих цветов, самых стойких. Три болимы в нем было, угольных, в багряных разводах, а меж них скромно золотилась надеждинка.

— Попробуй-ка, князь, — сказала жена Ходимиру. — Уж если это тебе не поможет, если это тебя не встряхнет — весь век свой таким, как сейчас, останешься.

Пожал Ходимир плечами — век так век — опустил в лепестки лицо… и задохнулся. Повеяло холодом на него да разлукой…

Только тут понял князь, что ему бояре да дворяне втолковать пытались: равнодушницу он своими руками на волю выпустил, сад волшебный едва на корню не сгубил и других за него бороться оставил…

Испугался Ходимир, заторопился объяснить: случайно так вышло, он лишь по саду пройтись вздумал — очень уж без Травиники скучал, а там цветочек ему один под руку попался, и еще один… и сперва так светло, так радостно сделалось, а затем…

— Ах, Ходимир, о том я тебе и толкую! — вздохнула Травиника, а глаза у самой синие-синие сделались, как грустиммы лепестки бархатные. — Ты ведь Слово свое княжеское нарушил — из-за скуки да злости-радости. Разве такой муж мне надобен? Разве такой князь?

Опустил Ходимир голову. Как на это возразишь? Что ответишь?

— Стало быть, гонишь ты меня, княгиня? Что ж, как решишь, так и будет…

— Ну, вот что, княже, — сказала, наконец, Травиника. — Мне год теперь клумбы свои из семян поднимать придется — не могу отлучаться далеко! А ищу я давно цветок один — теперь же особенно. У тетушки Соцветии такого не нашлось — говорит, лишь у деда моего, Корния, осталась желанница. Принесешь мне луковицу — обо всем, что было, забудем. Не вернешься через год — другого мужа искать буду.

Поднялся Ходимир, не мешкая. Даже если не дождется его княгиня… Сам-то князь он или не князь?! Весь вред, что причинил, исправить должен. Все земли обойдет, а найдет для неё желанницу! Поможет равнодушницу победить и сад волшебный заново вырастить — чтобы искрились глаза у Травиники, чистой лазурью переливались да изумрудами…

***

Много месяцев князь в пути был — где конный, где пеший, где в ладье, где на плоту, где обутый, а где и босой, — дорога ему словно сестра стала. Семь рек переплыл, через семь гор перебрался, а уж сколько полей да лесов прошел — и не сосчитать! Окреп, подтянулся, на голой земле спать приучился, воду черствым хлебом заедать и не морщиться. Смотрел вокруг Ходимир — на вершины горделивых гор, на прыжки рыбешек, в зеркальных водах играющих, на птиц, что в полете крыльями верхушки деревьев соединяют… — и лишь шагу прибавлял, вспоминая, что чуть не утратил это все — вместе с садом Травиникиным… Но она-то ему сад внутри помогла к жизни вернуть! Теперь он ей помочь должен.

Совсем отощал Ходимир, обносился весь, когда добрался до жилища Корния, деда Травиники. Ушел старик от дел, жил в скромном домике, кроме сада да полей своих, не занимался ничем. На поле и нашел его Ходимир — белобородого, ясноглазого, простой веревкой подпоясанного.

— Желанница? — Старец не спеша обернулся, лопату меж грядами воткнул. — Да сколько хочешь. Только донесешь ли ты ее до земли-то? Да сможешь ли вырастить? Дело это хлопотное, трудное, не всякому под силу, не каждому по плечу.

— А что для этого нужно-то? — заволновался Ходимир.

Поднял старик глины ком и в руке мять принялся.

— Помнить о ней постоянно нужно, и днем и ночью, и во сне и наяву, и здоровым будучи, и немощным; думать о ней нужно каждую минуту — и в дороге, и в тереме, и на конюшне; быть с ней рядом почаще следует… Ни на пир ты лишний раз не попадешь, ни на охоту не выедешь.

Оглядел Ходимир поля, небо взглядом окинул, равнодушницу вспомнил блёклую...

— Ах, отец, не в охоте жизнь, не в пирах счастье! Беру.

— Ну что ж, — кивнул Корний, — не ошиблась, значит, с выбором внучка.

Принес он Ходимиру корзинку с луковицами, и выбрал князь молодой одну — крепкую, ладную, мерцающе-фиолетовую.

Обратно не шел — казалось, летел Ходимир! Во всем вокруг глаза Травиники видел. А вдруг не простит она? Вдруг не примет? Целую речь для жены приготовил, тысячу слов перебрал, чтобы мысли свои описать, и чувства, и намеренья… Желанницу у самого сердца держал и — звезда ли светила, заря ль небо красила, парус ли над головой шумел или песня пастуха издалека доносилась, дождь ли с ветром кусались или солнце по лицу гладило — ничто его от луковицы драгоценной отвлечь не могло.

А последние дни пути самыми сложными оказались. Заволновался Ходимир: ну а коль не успеет он, что тогда?! Вдруг уж заполонила равнодушница все княжество Травиникино, подданных ее опутала, да и княгиню саму?..

***

Стража князя своего не узнала, в терем пустить не захотела. И бояре с дворянами нахмурились подозрительно, и слуги, перешептываясь, столпились, из дверей да окон выглядывают…

Но тут из сада Травиника вышла — в одной руке ножницы садовые, в другой — лейка.

— Пришел? — деловито княгиня сказала, лейку на землю поставила, руки о фартучек вытерла. — Что ж ты так долго-то? Дел невпроворот накопилось!

Набрал воздуха Ходимир — а слова-то все и забылись напрочь.

— Вот… — протянул он жене луковицу. — Посадить ее нужно скорее и все время о ней заботиться — чем раньше вырастет, тем скорей мы равнодушницу одолеем…

— Глупый! — улыбнулась Травиника — как с неба туча ушла. — Разве ж можно равнодушницу победить? Да и к чему это, скажи на милость? На своем месте она, как и все остальное, растет, и тоже пользу приносить может, боль лечить. Осторожность с ней только нужна да глаза открытые. — Взяла она у мужа луковицу, осмотрела внимательно. — Проросла уже... Что ж, князь, я в тебя верила. Теперь тебе в саду моем ничего не страшно.

— А как же… — глянул Ходимир на пустую ладонь свою, — а зачем же я ее тогда добывал, желанницу-то?

— Как это зачем? — удивилась княгиня, в глазах золотые искорки запрыгали. — Приданое ты принес для княжны маленькой! Дочка у тебя родилась, Цветава, пока ты по свету расхаживал… — По знаку ее из толпы челяди нянька выскочила и князю сверток вручила — и глянули на него озера бездонные, синие, с серебристыми звездочками... — Посадим мы кустик желанницы под окошком ее — будет он цвести да княжну радовать, и захочет она и наукам учиться, и пению с танцами, и людям желанной быть… Так что заходи в терем, княже, не теряй-ка времени — дела заждались!

С тех пор, говорят, чудо-сад Травиникин еще краше стал, много новых клумб в нем появилось; Ходимир же в тех местах мудрейшим князем прослыл, а слово его всегда крепче стали, тверже булата было.

2009