... На Главную |
Золотой Век 2008, №11 (17). Елена Шелкова. МИНИАТЮРЫ. |
ЛЮБОВЬ ИНТЕЛЛИГЕНТА Я грустный человек. Сам себе придумаю грусть и сам ее взращиваю до размеров Эйфелевой. Башни. Для этого есть много способов. Самый действенный — алкоголь. Хлебнешь — и спокойненько скорбишь за весь мир, сидя где-нибудь в переполненном троллейбусе, в пробке, интеллигентно икая в платочек. Старушки, конечно, злятся, нервничают. Не нравятся им, видите ли, винные пары, в обилии исходящие от меня. Или их злит, что я им места не уступаю? Но как они не понимают, что скорбеть стоя — это в высшей степени неудобно? Привык я скорбеть в масштабах вселенной — звезды падают, дети в Африке голодают… Но что-то в последнее время перестало получаться. Не думается о высоком, а думается о не очень высокой. Девушке. Я имел глупость полюбить полгода назад. По-настоящему. Купил галстук и бросил пить. По утрам. А женщина, она не умеет ценить жертвы. Ей всегда больше подавай — не пей вообще! Вы такое видели? Ну, такого хамства и непонимания моей тонкой душевной организации я не выдержал. Ушел. А теперь мысли непотребные лезут в голову. Вот, думаю, встречу ее…в костюме, бритый( я в мечтах бритый всегда), и скажу что-нибудь вроде… — Прости! Я все время думаю о тебе. Мне даже пить скучно стало! А она мне скажет: — Я тоже думаю, скучаю! А я ей: — Давай завтра встретимся! А она мне: — Давай! Вот такие мысли. Ходишь, бывает, по городу — она мерещится. Вот, дурак, думаю, во всех романах описано, сотнями сотен пережито, а все равно — в каждой девушке — она. Последним писателем себя чувствую. Хандра. А хандра не теща, ее не вытравишь мухоморами. А вокруг ходят люди, хот-доги кушают. И никто не видит, до чего же тяжко жить на свете. А они ходят. Солнышку радуются. А если дождь — как по команде достают пузатые зонтики. Может, и мне купить зонтик? Стать таким, как все? Мне даже стало казаться, что дождь заливает меня сильнее, чем других прохожих. Хотя, с чего бы такая честь? Я промок. Даже карманы мокрые. И вдруг — она! Решил бежать, ведь, повторяю, бритый я только в мечтах. Но — поздно, она уже подошла. — Привет! — говорю. И она: — Привет! Молчим. Она мне: — Ты домой? — Домой... — Ты весь промок — Это ничего, — говорю. — Ой, мой автобус! Ну, пока! И впрыгнула в автобус. А я так и остался — весь в дожде. …Я часто прихожу на эту остановку. Побрит и в костюме. Ведь должна же она появиться? А она не появляется… ВОЗДУХА! Врачи утверждают, что свежий воздух полезен для здоровья. Понедельник. Похмелье. Сорок лет за плечами. Кофе выкипел, бритва тупая. Из дома — в семь тридцать. Троещина, маршрутка. — Передайте на один водителю! Оттоптанные ноги. Метро, женщина с ребенком: — Садитесь! Душно, тесно, тридцать пациентов впереди. Троллейбус, пробка, опоздал. У кабинета очередь недовольных старушек. — Входите! Карточку! Раздевайтесь! На что жалуетесь? Одевайтесь! Следующий! В перерыве бутерброд с кусочками газеты, остывший чай, сигареты закончились. — Входите! Карточку! На что жалуетесь? Одевайтесь! Следующий! Шесть вечера. Троллейбус. Пробка. Метро. Душно. Тесно. Дома грязная посуда и сломанный телевизор. В маршрутке обругали. Тринадцать часов в квартире, восемь на работе, три в транспорте — день за днем, год за годом. Когда же глотнуть воздуха?! ПИСАТЕЛЬ Как назло, он был очень красив. Может, будь у него курносый, я бы и не стала о нем писать. Было 12 ночи, октябрь, тридцать два прожитых года. Что ж еще? Еще — два ненапечатанных романа, каждый в 300 страниц толщиной. (Сейчас они лежат дома на столе, каждый в отдельной твердой папке, чтобы случайно не разлить на них кофе). Их никогда не напечатают. Он об этом еще не знает, но догадывается, потому что и среди писателей попадаются тонкие натуры. Так вот, та, которую он любил, ушла. А те, кто любили его, были ему неинтересны. Ушла... Ее раздражало, что он вечно спешит писать. Правда, за рассказы он получал деньги. Но разве это деньги?! Он сидел на лавке, пил пиво и курил. (Пиво — 4.20 бутылка, сигареты — 3.50 за пачку, а с гонорарами не очень спешат). Он не смотрел на звезды («Я свое отсмотрел!»), и не жаловался на равнодушие толпы («Я теперь равнодушнее всех!») — убедил он себя. А человек, у которого два ненапечатанных романа, может убедить себя в чем угодно! Он поднялся и быстро пошел домой. За ночь — два юмористических рассказа, утром — в издательство, иначе завтра он не сможет на лавке умирать под пиво. ПРОШЛОГОДНИЙ СНЕГ Мою историю я начну с оригинальной фразы: пришла весна! Люди сняли свои шубы, девушки сели на диеты, старушки перестали падать на льду. И растаял снег. Растаяло много-много снега. Люди думали, что снег ушел весь, но они ошибались. На крыше старого дома осталась снежинка. Она была очень забывчива и забыла растаять вместе со своими подругами. Солнце будто специально обходило ее своими лучами. И снежинка даже заплакала от своего одиночества: «Неужели я недостойна даже растаять?» Я могла бы продолжать рассказ и сделать его очень веселым и увлекательным, а может, не стоило писать о такой мелочи. Ведь что такое снежинка на фоне небоскребов? Снежинка, и не больше. И зачем занимать умы совсем не глобальной проблемой? Но подумайте, до чего же это грустно! Прошлогодняя снежинка сидит на крыше и смотрит вниз на людей, которые никогда не узнают, что она — есть! А я узнала и решила об этом написать. Хотя, — что мой рассказ? Снежинка, и... все. ВСТРЕЧА Когда-то, в прежней жизни, мы учились в одном классе. Считается, что это дает повод для общих тем. Это далеко не так. Когда-то Сережка смотрел на меня, а если я оборачивалась, быстро отводил глаза. И давал мне списывать контрольные. Никому не давал, а мне давал. И это было счастье. Потом мне многие давали списывать, но счастье почему-то не повторялось. А теперь, случайно, по дороге на работу, этот высокий, чужой человек рассказывал о своем руководительстве какого-то проекта, и плащ был по моде, и вместо рюкзака — дипломат. Через неделю — командировка в Варшаву... Конечно, это не Лондон... А голос стал совсем неродной... А мне вдруг как-то обыденно расхотелось жить. И стало стыдно, что я пишу стихи. КОФЕ СО ЗВЕЗДАМИ Мы гуляли по городу. Ничего не изменилось... Просто осень. Я надела новые туфли по случаю дождя, и спросила: — Тебе нравится? — Да. А разве вчера ты была не в них? Ты так рассеян, любимый! Мы гуляли там же, где всегда. Я спросила: — Ты любишь меня? И ты как всегда ответил: — Да. Но не взял меня за руку... Ты так забывчив, любимый! Когда стемнело, мы зашли в кафе. В наше кафе... И сели за наш столик — у окна. Нам принесли наш кофе в наших чашках. Помнишь, ты говорил, что в этом кофе отражаются звезды? Я взяла чашку и сказала: — Кофе со звездами — это так вкусно! Ты посмотрел на меня, и спросил неуверенно: — Послушай... Я долго думал, мне не дает это покоя. Может быть... Может это не звезды, а просто отсвечивает лампочка? И кофе вдруг стал горьким. — Кофе горький! — в отчаянии прокричала я. Ты ответил: — Не кричи. Это от того, что у официанта какие-то заботы, и он забыл положить сахар. ...Ты провожаешь меня домой и говоришь: — До завтра? Я глажу твои волосы, до завтра... Мне невыносимо грустно. Ведь к тебе еще не пришла боль... Та боль, которая живет во мне. Тебе еще только предстоит понять... Понять то, что для меня так пронзительно ясно... БУДУЩАЯ ПРОФЕССИЯ Она мечтала стать великой балериной... Он — знаменитым писателем. А оба стал уличными продавцами. Каждый день, вернувшись в свой дом, Он смотрит в окно. Каждый день, вернувшись к себе домой, Она смотрит в окно. Он не знает, то Она живет в соседнем доме. И Она тоже не знает о нем ничего. Но каждый день, в одно и тоже время они возвращаются по квартирам, делают одни и те же дела, и садятся смотреть в окно. Это единственное их развлечение. А зачем же жить без радости? В их головы приходят удивительно похожие мысли: Она думает, что могла бы стать великой балериной, а Он — что не стал писателем. Затем они выключают свет и ложатся спать, потому что нужно рано вставать и идти на работу. |
2008 |