... На Главную |
Золотой Век 2009, №7 (25). Федор Витрыло РАССКАЗЫ |
РЫДОНДА Сегодня боль особенно нестерпима, и она очень устала терпеть ее. Когда-то она могла легко почесать свой бок… Теперь нет на ее теле места, к которому она может прикоснуться без стона. Сил катастрофически не хватало, но в глубине своего естества она знала, что ей поможет. Ей срочно нужно почиститься и помыться. Да, не иначе, это все микробы, бактерии, которые мутировали во вращении ее долгой жизни. А ведь когда-то они жили для нее, а взамен получали ее всеохватную поддержку, без которой просто не могли существовать. С каждым вдохом она чувствовала, как великое множество острых шипов вонзаются в нее, ковыряя ее старые раны. Потом шипы превращались в щупальца, и ощупывали ее внутренности. Дальше — в присоски, что впивались в ее кровь и … Очень срочно нужно чихнуть. Иначе она не могла решиться помыться. Но, для этого нужно напрячь все оставшиеся силы. Ее тело затряслось — это она напряженно собирала силы. По всей огромной поверхности ее тела засуетилась микро-мутировавшая жизнь. Из ее искалеченных пор выступали горячие капли болезненно-едкого пота, жар разливался внутри нее. Верхние слои ее телесного покрова мертвели окончательно и сгорали. Рыдонда, наконец-то, начала чиститься. От огромнейшего напряжения температура ее росла, и лицо ее вдруг вспыхнуло очистительным огнем, запылало. Ласковое пламя пробежало по всему телу, и ей стало щекотно. Она неожиданно глубоко вдохнула, и… Как она чихнула! Пространство затрепетало вокруг. Упала первая капля. Потом вторая, и полил могучий, теплый ливень, омывая Рыдонду заботливо и до блеска. Она лежала в облаках пара и вспоминала, как давным-давно, вот так же омывалась от паразитов… Чувство медленно затягивающихся ран успокаивало, клонило в дрему, но вращение ее не прекращалось, а наоборот, ускорялось, и это как-то убаюкивало. Пока льется ливень, она может спокойно обновляться. В очень редких, неизраненных местах, ее кожа вновь молодела голубоватым бархатом. Вскоре она вся будет такой же красивой — голубоватой и свежей. Но, окончится дождь, и вновь появятся бактерии. Они будут мирными, пока живут общей с нею мудростью. ДВУЛИКАЯ ТИШИНА Три часа ночи. Тишина. Страшная тишина. Она невыносимо звенит. Он проснулся. В его логове было темно и сыро, да еще эта чертова неуемная тишина… Страх. "От чего ж так тихо? Даже себя не слышу. Где я? Кто я? О, Господи, что же это?!": — Гм-гм-гав-гряв. Гав-гав-гававав! — слава тебе Боже! Вот, вот он я! Как же перетрусил-то: — Гав-гававав! Гав-грявавав! — я живой и гавкаю! Заурчал желудок. Голод. Голод от страха и тишины. От цепи на шее. Темно. — Гававав-гряв-ги-гав! — ну и ладно… Значит, утром получу помоев с хлебом. Рассвело. В миску помои с хлебом. Радуюсь, прыгаю. Холодное. Неужели нельзя было разогреть? Прыгаю, радуюсь, хозяин сердит. Голод будто-бы исчез. — Гав-гав-гававав-гав! Снуют по улице. Туда-сюда. Гремят, шумят, чем-то громыхают. Цепь натерла шею. Больно. Но все равно: — Гававав-гав-гав-гавав! Гряв-гав-ррр! И вот так цельный день: цепь на шее. Боль, когда бросаешься на чужака. Вечер. Наползают сумерки. В миску помоев с хлебом. О, теплое! Чудесно! — Гав-гррр-гав-рр! Гававав-гав-рр! И снова ночь. Тихо подкралась тишина. Ужасно звонкая тишина. И меня от чего-то нету. — Гававав-рр! — вот же я! Слава Богу! Сыро и холодно. Где-то отозвался сородич. Видимо, тоже потерялся. Маякну ему: — Гавававав-гав! — Гав-гав-ууу! — отозвалось. Стихло. Уснуло. Тишина. Ночь — глухая тетеря. День — неугомонный эпилептик. Ночь — день, день — ночь, свет — тьма, тишь — шум, сытость — голод, тепло — холод, чужой — свой, помои теплые — помои холодные... Сон. Загорланили петухи. Еще ночь, но скоро начнет светать, потом утро, и начнется все сызнова… Где я? — Гав-ав-ав! — фуфф, вот я где. Когда все это кончится, Боже?! Надоело… Тоска смертельная! Дерг — дерг. Зазвенела цепь. Шея освободилась. "Ну, бывайте! Живите как хотите, а я пошел." Косматая тень сиганула через старый перелаз, и, с радостным визгом понеслась берегом. "Помоев больше не будет…" — мелькнуло в голове. Да черт с вами и с вашими помоями! Живой буду — не помру! Эххх..! Лохматая тень достигла противоположного берега. Быстро и тихо. Лай уж боле не потребен. Вот, она мелькнула на стене курятника. Замерла… "Тихо… Чудесно. А не так уж и страшна она — ТИШИНА!" |
2009 |