• Новости
• Спонcорам
• Библиотека
• Авторы
• ФОРУМ
• Реализация
• Реклама
• Предприятие

Глава 18. Здравствуй, Лиса моя хорошая.
Опубликована в журнале Золотой Век №11, 2008 г.

Глава 9.

Мама-Галя, юность..

Азербайджанская ССР, г. Баку.

Май 1957 года.

Галине было двадцать пять, и она твердо знала - замуж надо выйти девственницей!

Иначе - позор!

Вздохнув, она в который раз вспомнила, как безрассудная соседская Инка бегала к какому-то командированному белорусу. Белорус отчего-то на ней не женился. Вот ужас!!!

Потом говорили разное. Даже то, что тот был женат и что у него есть годовалый сынишка.

Уму непостижимо!!!

Впрочем, чего это мы вдруг об Инке?

Вообще-то Галина сразу поняла, что обе дочки соседа-завмага, и Инка и Рита - оторвы!

От строжайшего папаши, державшего сумасбродных дочерей словно в тюрьме, они друг за дружкой - с разницей в год - убежали с мусорными ведрами. Сначала так неудачно опозорившаяся Инка, а затем - так и не успевшая опозориться Ритка. Со стороны это должно было выглядеть так, будто их "украли".

Отец Галины по этому поводу сказал, что у завмаговских дочек плохо с фантазией, а у их родителя - с сообразительностью. Трезво взвесив слова отца и свои шансы, Галина решила, что ей нужна очень хорошая фантазия.

Уж очень сообразительным был ее отец. Не чета дураку-завмагу.

А еще Галина решила, что такого как с Инкой и Риткой с ней никогда не приключится!

"Ни за что на свете! Тем более что у нее есть ее Павел. Он у нее всегда такой деликатный, обходительный, надежный и..."

Что там скрывалось за этим "и" она старалась не думать, но твердо знала - там, в будущем, ее ждет счастье. Галина очень хотела быть счастливой.

Для счастья нужно было платье. Шелковое, с вышивкой и пышными, колокольчиком, рукавами.

Устроить платье взялась самая близкая из подруг - Надька.

"Надеждой" Надьку никто никогда не называл - не того полета птица. Да и птица ли? Птицы, какие ни есть, приносят пользу, а у Надьки была репутация неудачливой аферистки.

***

- Тебя по одному и тому же платью уже на всех танцплощадках узнают! Ты же бедная... Думаешь, никто не понимает, почему ты чаще всего сидишь дома и все на занятия списываешь? И понимают, и знают прекрасно, что платье твое единственное - никак не высохнет, а отпарить его до сухости не получилось из-за того, что керогаз занят, и поэтому не на чем греть утюг.

В принципе Надька была права, но Галя все же обиженно потупилась - нельзя быть такой безжалостной, такой неделикатной. Надька же, словно не замечая опущенной головы подруги, вкрадчиво продолжила:

- А тут тебе и пальто пошьют, и платьев шелковых... Всяко-разных. Оденет он тебя, как царицу! - говорила она хорошо и складно, но глазки при этом поблескивали зло и завистливо.

У самой Надьки жизнь не клеилась. При всех богатых внешних данных: росте, фигуре, ногах, которым не нужны были удлиняющие фигуру лодочки на шпильке, при натуральных вьющихся локонах и голубоглазости - в личной жизни ей не везло. Парни знакомились с ней охотно и часто, но потом происходило что-то необъяснимое: повторной встречи не случалось никогда.

Надька нервничала, переживала, анализировала каждое свое слово, жест, взгляд, но ошибки не находила. Одевалась она лучше всех. Отец в свое время навез столько "трофея", что даже сейчас ломились шкафы. И комнатка, ну и подумаешь, что в полуподвале, у нее была своя собственная, уютная... Широкую пружинную кровать с никелированными шишечками Надька застилала желтым шелковым покрывалом с роскошными кистями на углах. По атласной глади покрывала, беззаботно взмахивая маленькими изящными крылышками, порхали синие райские птички. В щедро накрахмаленных белоснежных наволочках под тюлевой накидкой прятались -одна на другой - три туго набитых гусиным пухом подушки. Мало того, у Надьки была перина, и, главная ценность по тому времени: настоящие льняные простыни. Рядом с кроватью стоял высокий столик на гнутых ножках, на котором красовался патефон. Пластинок было всего две, и те заезженные донельзя, а потому, Надька патефон не заводила, берегла их. Она мечтала о том времени, когда лежа на перине рядом с мужем - после всего - лениво протянется за иглой, опустит ее на пластинку, покрутит заводящую патефон ручку, и зазвучит мелодия, услышав которую, ее суженый окончательно поймет, что выбор сделал удачный и правильный. И именно Надька - и есть та женщина, которую он искал всю жизнь. За этим просветленным пониманием непременно последует страстный поцелуй, а за поцелуем - долгая и счастливая семейная жизнь.

Жаль, что после войны хороших женихов было совсем мало. Они были наперечет и, как правило, уже пристроены за более поворотливыми конкурентками. Потому и ходили к Надьке тайком и были это чаще всего чужие мужья... Но она знала, что своего счастья она ни за что не упустит!

Надька уходила в грезы как утопленница в омут. Даже на людях. Размечталась она и теперь, совершенно не реагируя на теребившую ее за руку Галинку...

- Надь! Надя?! Ты что? - заглядывала та ей в лицо.

- Ничего! - вздохнув, улыбалась Надька. - Ты все равно не поймешь.

Подруга у нее была тихоня и бесприданница. Одно слово - из простых.

И что только мужики в ней находят?

***

- Ах, так! Одевать меня?! Этого еще не хватало! Не нужны мне его подачки! А потом всю жизнь буду жить в упреках? Подобрали, мол, голую да босую и облагодетельствовали?.. А я в институт поступлю! В этом году! Обязательно! Буду при высшем образовании, и никто меня куском не упрекнет! - бушевала Галя.

- А что, он тебе и предложение уже сделал? - очнулась Надька.

- Сделал... - выпустив пар, Галинка рухнула на стул, эмоционально хлопнув ладонями по коленям. - Сделал, Наденька, сделал. А теперь вон как оно оборачивается...

- Слушай, а вы целовались уже? - хитро сощурилась Надька.

Галя испуганно обернулась, но убедившись, что мать продолжает спать, сделав таинственное лицо, отогнула горловину платья. На шее, в ямочке у ключицы красовался сине-багровый след от поцелуя. Надька ойкнула и, закрыв рот ладошкой, осуждающе покачала головой.

- Как ты себя ведешь, Галина! Что ты ему позволяешь! Приличные девушки себя так не ведут, понимаешь? Знаешь, что он теперь о тебе будет думать?

- Что? - покраснела Галя и невольно прикрыла ладошкой шею, пряча свой стыд.

- Он решит, что ты - "прости господи", с которой все можно! Ты ж теперь, наверное, и беременная? Если беременная, что делать будешь?

- Да ты что такое говоришь, Надька? - окончательно перепугавшись, Галя зажала рот ладонью. Зажала крепко. Словно этот жест позволял не выпустить наружу охвативший ее ужас.

- Опозорилась ты, девочка моя...

- Но Павел - мой жених!

- Тем более! Мужиков и близко подпускать нельзя, иначе все получит заранее и не женится никогда!!! Двадцать пять лет, а ума нет! Жизни ты не знаешь! Горестно мне за тебя, подруга...

В комнате воцарилась тишина. Выждав достаточно долгую паузу, Надька предложила: - А познакомь меня с ним?

- Познакомить? Ну уж нет, Надька... Уж пять лет прошло, а я до сих пор помню, как ты меня из-за какого-то своего дружка в кино увела. Чуть ли не на всю ночь... От жениха увела, между прочим!

- Нашла что вспомнить!!! Это ж когда было! Пять лет назад!!!

***

Пять лет назад Галя по глупости сломала себе судьбу.

С отличием окончив ремесленное училище, она распределилась на завод имени Караева. В Главную лабораторию. Коллектив в лаборатории был хоть и женский, но сплоченный. Молоденькую лаборантку приняли как свою, многому научили и вскоре доверяли ей самые сложные анализы. Работалось в лаборатории весело, интересно, об их успехах частенько писали в местных газетах. Приятно было открыть передовицу "Вышки" или "Бакинского рабочего" с собственной фотографией. На газетном фото работницы получались важные и солидные. Сразу видно, что люди они для родины нужные и полезные.

Нефтепромыслы, их лаборатории, а также заводы нефтепереработки были предприятиями военизированными, и охранялись молодыми солдатиками, с которыми молодые работницы вовсю флиртовали. Весной солдатики охапками рвали сирень и бросали умопомрачительно пахшие букеты в открытые окна лаборатории. В жарком климате сорванная сирень быстро вяла и ею были забиты все мусорные корзины и урны у главного входа в Лабораторию. Служебные телефоны раскалялись от энергетики наполненных намеками и признаниями неслужебных разговоров. Так зарождались симпатии. Ночные дежурства по соседству с бравыми молодыми солдатами волновали девичье воображение и будоражили кровь. Впрочем, это соседство и успокаивало наиболее впечатлительных из них. Дело в том, что в лабораторию зачастили с визитами крысы. Наглые, настырные, раскормившиеся до размеров приличной кошки. Вытравить их никак не получалось, и приходилось терпеть настырных визитеров с черными нагло поблескивающими бусинками глаз.

В ту ночь дежурили всего две лаборантки. Работы было невпроворот, и девушки азартно бегали из комнаты в комнату, от аппарата к аппарату. Часам к пяти глаза у них начали слипаться. Галя присела на минутку и, не выпуская из рук пробирку с пробой, уснула. Проснулась она как-то вдруг, чутко ощутив постороннее присутствие. Открыла глаза и обомлела: вокруг нее на задних лапках во множестве сидели серые бестии. Девушка взлетела на стол, уверенная, что кричит во всю мочь. Но она, как выброшенная на берег рыба, лишь широко раскрывала рот. Привлеченная грохотом упавшего стула, в комнату заглянула ее напарница и застыла на пороге. Кричать она не стала, а, ухватив совершенно неподъемный пожарный железный ящик с песком, подняла его и грохнула на одну из заметавшихся по мраморному полу крыс. Затем схватила швабру и, прижав очередную жертву к ножке лабораторного стола, щедро плеснула на нее из подвернувшейся под руку бутыли с серной кислотой. Если первая крыса испустила дух сразу, то вторая, прежде чем отдать концы, долго и страшно верещала. Только после этого к Галине вернулся голос. На визг и грохот примчались солдатики и оторопели от невиданного зрелища. Им пришлось отойти в сторону, чтобы пропустить выстроившихся в серую, хвост в хвост, шеренгу серых бестий. После столь зверской расправы над своей товаркой, крысы уходили из лаборатории. Как оказалось, они ушли из нее навсегда.

Со стола Галю снял незнакомый военный. У военного была белозубая улыбка и красивая металлическая коробочка с леденцами. Он долго отпаивал впавшую в прострацию Галю чаем и угощал конфетами из коробочки, ловко раскалывая слипшиеся леденцы перочинным ножичком с красными перламутровыми накладками на ручках. Несмотря на совершенно нетоварный вид, конфеты показались Гале очень вкусными.

Потрясенная, она пришла в себя не сразу.

Ей казалось, что если бы не напарница, то крысы набросились бы на нее спящую... и не пить ей сейчас чай в такой приятной компании.

Наутро, отойдя от стресса, Галя обнаружила, что помнит лишь теплую улыбку доброго солдатика, но не может вспомнить его лица. Обнаружить столь странный провал в памяти было и неловко, и досадно. Ситуация усугублялась тем, что одна из подруг разболтала этот секрет всему заводу.

Болтушка!

Галочке, где бы она с той поры ни появлялась, веселые солдатики передавали приветы от "ее знакомого Володи". Галочка, конечно, радовалась такому вниманию, но и смущалась. Глупо было ждать, когда очередной солдат улыбнется и предъявит те самые белоснежные зубы, а она поймет, что это он. Ее Володя.

Неразрешимая задача!

Но своего Володю она все же "вычислила". Он сидел на скамейке и строгал из молодой веточки вербы свистульку. У него был тот самый ножичек, которым солдат Володя откалывал слипшиеся леденцы из запавшей в память пестрой металлической коробочки. Галочка остановилась напротив него и, уперев кулачки в бедра, возмутилась:

- Володя, а для чего Вы передаете мне приветы от самого себя, если Вы и есть тот самый Володя?

- И действительно, глупо получается, - обезоруживающе улыбнулся Володя.

Галя обмерла. У него была завораживающая улыбка.

Шикарная была улыбка.

Потом они частенько гуляли на бульваре, мечтая о будущем и, в конце концов, решили, что оно у них будет общее. Володя стал приходить к ним в дом. Родители ничего не имели против такой дружбы. Отец усаживал потенциального зятя рядом, и подолгу рассказывал о своей нелегкой жизни. Галя изредка пыталась его остановить, стыдясь каких-то касающихся ее детства подробностей, но мужчины на нее дружно шикали и возвращались к прерванному разговору.

- Он должен все про нас знать! - важно говорил отец.

- Мне интересно! - подтверждал Володя.

Дело шло к свадьбе. Но большой, главный разговор был еще впереди.

- Володя, об одном прошу, - как-то признался отец, - не выполнил я одного обещания перед Галей, не пошил ей платья шерстяного бордового. Сам себе обещал... Давно уже, еще на ее совершеннолетие. Тогда не получилось, а сейчас старый становлюсь, боюсь, не успею. Ты уж уважь старика, справь ей к свадьбе новое платье. И мне будет не стыдно, и дочке приятное сделаешь.

- Конечно, дядя Леня. Сделаю! - охотно пообещал Володя.

Напряженно ожидавший ответа отец облегченно выдохнул.

- Спасибо, сынок, теперь и умирать не страшно. В хорошие руки дочку отдаю.

- Перестаньте, дядь Лень, не надо о плохом. Вам еще жить и жить. Побежал я на службу, а завтра вечером приду к Вам с официальным предложением! Я уже и от мамы письмо получил, она согласная.

***

Володя простился, и Галя пошла его провожать. До самой трамвайной остановки они шли счастливые и, крепко держась за руки, дышали морским воздухом, приятнее которого не было ничего на свете. Это был запах счастья. У счастья был запах засохших водорослей, и вся набережная пахла их счастьем.

Лишь шагнув на подножку трамвая, Володя выпустил ее пальцы:

- Завтра вечером буду...

Двери резко захлопнулись, и вагончик тронулся. А Галя еще долго стояла и смотрела вслед уходящему трамваю. Ей очень не хотелось расставаться, но счастье было так близко, что несколько часов можно было и потерпеть.

На обратном пути она встретила Надьку и, совершенно счастливая, засыпала ту подробностями своих отношений с Володей. Подруга улыбалась и изредка кивала, но думала о чем-то своем. На следующий день, уже ближе к вечеру, Надька, разряженная, словно на бал, влетела к ним и сразу же потащила начищавшую серебряные ложки Галю в сторону, за штору.

- Ты мне подруга?

- Подруга... а что?

- Одевайся, пойдешь со мной.

- Куда? Скоро Володя придет! Видишь, готовимся!

Надька обвела взглядом комнату. Тесновато, но хозяева настолько разумно распорядились каждым сантиметром площади, что на ней умещались все и все. Сейчас комнатушка выглядела нарядно, празднично.

- Не пойму, что вы поменяли...

- Ничего, - улыбнулась Галя. - Занавеску вот новую повесили, да скатерть белую мама из простыни и старой занавески пошила. Есть еще льняная, не пользованная, но ее достанут на свадьбу... - словно оправдываясь, добавила она.

- А-а-а-а... А готовили что?

Галя замялась. Сознаваться, что на сколь либо серьезное угощение нет денег - было стыдно.

- Уху сварили из осетровых голов и гречневую кашу...

- А к чаю что?

- К чаю?.. А что, к чаю тоже что-то нужно?

- А как же!

- Тогда сейчас сбегаю, грамм двести кофейных подушечек куплю.

- Стой, Галька! Не бегай никуда! Обратно будем идти, все и купим. Я тоже добавлю.

- "Обратно"? Откуда "обратно"?

- Я тебя что, просто так спрашивала про то, подруга ты мне или кто? Не просто так! Сейчас быстро сходим. Нас там внизу люди ждут. Ты-то свою судьбу устроила, а мне что? Навек одной оставаться? Так что ли?.. - и, воспользовавшись замешательством подруги, объявила как о решенном. - Сейчас пойдешь со мной и посмотришь на одного человека!!!

- Надь... Я не могу... Володя...

- Я так и знала! Так и знала, что никакая ты мне ни подруга! Мне что - теперь навек одной оставаться? - повторила свой убийственный аргумент Надька.

- Н-н-нет... - растерялась Галина.

- Ладно!!!.. Устраивай свою жизнь, а я пошла!

- Подожди, Надь, - обреченно вздохнула Галя. - Разве что ненадолго...

- Конечно ненадолго! Буквально несколько минут! Идем!!!

И они пошли. Внизу их никто не ждал. Оказалось, что встреча назначена совсем в другом месте. По дороге Надька затеяла весьма странный разговор.

- Не понимаю я тебя. Для чего ты замуж идешь? Какую выгоду в нем нашла?

- Как какую?.. Я его люблю...

- И далеко ты на этой любви уедешь?

- ???

- Жить-то вы где собираетесь? Или ты его к себе в комнату приведешь? К папе с мамой да двум братьям под бочек?

Галя обескуражено остановилась. Об этой проблеме она и в самом деле еще не думала. Ей казалось, что все должно устроиться как-то само.

- Ну и что ты на меня так уставилась? - возмутилась Надька. - Я что-то не то говорю? Вот ты - сколько получаешь? Копейки?! И на работу пешком ходишь? На трамвае экономишь? А он еще меньше тебя получает! А дети пойдут? Нищету плодить будете? Вот ты сейчас на меня обижаешься, а потом спасибо скажешь! И учиться он тебе не даст! Об институте можешь сразу забыть!

- Почему это "забыть"? - совсем растерялась Галя.

- Потому! Днем будешь работать, вечером учиться, а домой только переночевать заскакивать станешь? И кому такая жена нужна?

"И в самом деле..." - Галя шла словно растоптанная.

- Ладно, подруга, не нервничай. Сейчас пойдем, развеемся, на людей посмотрим! Что-нибудь придумаем!!! А Володя твой никуда от тебя не денется! Уверяю!

***

Возле фонтана девушек ожидали два морских офицера. Вечер и в самом деле был хорош. Он был бы и вовсе чудесным, если бы нервничавшая Галя не интересовалась каждые пятнадцать минут который час. Она заметно бледнела, когда моряки, взглянув на часы и переглянувшись, объявляли очередную цифру. Надька делала ей большие глаза: "не порть вечер!" Галя не хотела расстраивать таким приятным людям их планы, но билеты в кино были лишь на последний, двенадцатичасовой сеанс.

- Я не пойду, мне домой надо, - наконец решилась озвучить Галя то, что весь вечер нашептывал ей ее здравый смысл.

- Никуда мы вас, девушка, не отпустим!!! - дружно заявили военные.

- Вот видишь! - победно подытожила Надька и, дохнув только что выпитым "Дюшесом" Гале в ухо, тихо добавила. - По-до-ждет!

Фильм шел два часа, еще около часа офицеры неторопливо провожали девушек, обсуждая его сюжет и наслаждаясь ночной прохладой. Один из офицеров взял Галину под локоток и, слегка приотстав от компании, доверительно шепнул:

- Галочка, завтра жду Вас у немецкой кондитерской... Но у меня просьба - приходите одна. Думаю, это возможно...

- Нет! - испугалась Галя. - Невозможно! Я завтра замуж выхожу!!! - она вырвала руку, обогнала компанию и стала быстро подниматься по ступенькам.

Пока она переводила дух на смотровой площадке, снизу, волнами доносилось глупое Надькино хихиканье. Смех подруги звучал двусмысленно, даже вульгарно. Затем в ночной тишине ясно прозвучало приглашение обоим офицерам зайти на чай.

"На чай? В такое время?" - щеки Гали залило крепким румянцем.

Впрочем, чего там? Надька всегда была бесстыжей.

***

Чем ближе Галина подходила к дому, тем яснее понимала отвратительность своего поступка. Все что казалось невинными и ничего не значащими эпизодами у фонтана, в кино и на прогулке - сейчас ввергало в ужас и отчаяние. Налившиеся свинцом ноги идти отказывались. В груди поселился неприятный холодок...

Разувшись в коридоре и спрятав туфельки в коробку, Галина осторожно отворила дверь в комнату и задохнулась от табачного дыма. Накурено было так, что в резком свете безабажурной лампочки два сизых силуэта едва проглядывались.

- Вы что тут наделали? - напала на мужчин Галя.

- Это ты что наделала, дочка?.. - отец, было, поднялся из-за стола, но затем махнул рукой и тяжело упал на жалобно скрипнувший стул.

Пепельница была полна окурков и смятых, но так и не раскуренных сигарет. В центре стола едва початая бутылка водки.

- А что такого?.. Я в кино с Надькой была! На двенадцатичасовом сеансе. Пока дошли...

- В такой день ты ходила в кино? Ты в своем уме, Галя?!

Отец говорил долго. Володя стоял рядом. Когда его несостоявшийся тесть умолк, он, ни слова не сказав, развернулся и вышел в дверь. Не прощаясь.

Галя вышла следом. По лестнице они спускались молча. И по бульвару шли молча. Галя испуганно косилась на мрачное Володино лицо, потом, решившись, попыталась взять за руку, но тот руки не дал, шарахнувшись как от прокаженной, лишь влажно блеснули глаза.

- До свидания, Галя. Будь счастлива.

Это было последнее, что он ей сказал. Больше они не виделись.

***

- Познакомь, тебе говорю! - настаивала Надька. - Одно дело твои глаза, замыленные, как у влюбленной кошки, совсем другое дело - взгляд со стороны. Потом спасибо скажешь!

- Ладно. Но мы в театр собрались. Пойдешь с нами?

***

На это свидание Галя пришла не одна.

Павел удивился, но виду не подал. Рослая, белокурая, говорливая дамочка, подруга Галины, ему сразу не понравилась, но он галантно сбегал за еще одним билетом. Мест рядом уже не оказалось, и Надьке взяли билет в следующем ряду, сразу за Павлом. Чувствуя затылком напряженный Надькин взгляд, Павел нервничал, а та в середине первого акта вдруг принялась давиться от смеха. Она то хихикала, то фыркала, зажимая рот ладошкой, то, не выдержав, смеялась до изнеможения. Галя несколько раз нервно оборачивалась и шикала на подругу, но та картинно закатив глаза, показывала пальцем на Павла. В конце концов, получив замечание от и вовсе незнакомых зрителей, Надька ненадолго угомонилась. В антракте она сослалась на срочное дело, наскоро попрощалась и, не переставая глупо хихикать, прошмыгнула на выход.

- Ну, у тебя и подруга... - скривившись, заметил Павел, когда Надька отошла достаточно далеко чтобы не расслышать его слова.

После спектакля Гале хотелось погулять с Павлом по набережной, побыть с ним подольше, но еще больше не терпелось очутиться дома и выяснить, что именно вызвало такую бурную реакцию подруги. Одно желание боролось с другим, и в итоге прогулка получилась скомканной и недолгой. Да и с Павлом они поцеловались как-то наскоро и совершенно не вкусно.

***

Надька долго не открывала, но было слышно, что внутри, за дверью, кто-то копошится. Домой Галине не хотелось, и она, устроившись на дворовой скамейке, принялась наблюдать за Надькиными окнами.

Быстро темнело. Подпевая Галкиному любопытству, завелся дворовой сверчок, а двурогий полумесяц светил так нежно и томно, что казалось, будто он норовит обнять яркую звездочку по соседству. В комнате у Надьки то зажигался, то гас свет. Галя недоумевала - чем там можно заниматься? Подумав, она решила, что Надька купается. Устав сидеть в душном колодце двора, она отправилась прогуляться к морю. На подходе к бульвару Галину обогнал мужчина, показавшийся ей смутно знакомым. Мужчина обернулся и, смущенно улыбнувшись, поздоровался. Только после этого Галя узнала в нем Мамеда Магеррамова - начальника цеха первичной нефтепереработки. Миновав Галю, Магомед ускорил шаг.

Галя пожала плечами - живущий аж в Черном городе Магеррамов, да еще в столь поздний час в их дворе... Более чем странно. На бульвар идти расхотелось, и она вернулась.

В этот раз Надька открыла сразу же.

- Я к тебе стучу, стучу...

- А, так это ты тарабанила?.. Перепугала насмерть!

- Кого тебе бояться? - улыбнулась Галя.

- Волков, кого же еще!!! - не разделила насмешливого тона подруги Надька.

- Ладно, Надь, я не за этим пришла. Давай, признавайся, чему это ты так веселилась в театре?! И почему ушла со спектакля?

- "Почему ушла?" - плаксиво передразнила Надька. - А не твое это дело, почему!!! Потому что надо было!!! А смеялась...

Ответить на второй вопрос сразу Надьке не удалось. Вспомнив что-то свое, она закатилась сызнова, и смеялась долго и вкусно, до слез.

Галя, поджав губы, терпеливо ждала.

- Ой, не могу, - наконец остановилась Надька. - Не могу! И за этого старика она выходит замуж!

- Почему "за старика"? Ему всего тридцать!

- Нет, ты что - совсем ополоумела? У него же лысина! - с нажимом сказала Надька. -Лысина!!! Понимаешь?

- Ну и что? - растерялась Галина.

- Как "ну и что"? Сейчас я одна смеюсь, а потом над тобой весь город смеяться будет!

- Но ведь в человеке важно не то, как он выглядит, а кто он?.. И не замечала я никакой лысины...

- Ну... Вольному воля, - пожала плечами Надька. - Мое дело предупредить!

- Ну и зараза же ты, Надька! - хлопнув дверью, Галя в слезах выскочила во двор.

Вроде бы ничего особенного не случилось - Надька в своем репертуаре, но ее почему-то колотила нервная дрожь и жгла необъяснимая обида. Галина понимала, что все сказанное подругой - очередная провокация, на которую нельзя покупаться, но ее в ушах звенел язвительный смех подруги, а перед глазами стояла сценка в театре. И эхом звучали слова:

"Сейчас я одна смеюсь, а потом над тобой весь город смеяться будет!"

"Сейчас я одна смеюсь, а потом над тобой весь город смеяться будет!"

"Сейчас я одна смеюсь, а потом над тобой весь город смеяться будет!!!"

Это было всего лишь эхо... Или уже не эхо, а что-то большее?

***

Ночью Галине уснуть не удалось, а на следующий день она объявила Павлу, что встречаться с ним больше не будет. Поначалу тот растерялся, но потом, придя в себя, попросил объясниться.

- Тебе объяснения нужны? Хорошо! Я скажу! Бедная я для тебя?!! Да? Одеть он меня решил, осчастливить! Ну, так знай - ничего мне от тебя не нужно! Ни платьев, ни пальто. Ни-че-го!

- Галя, что за глупости... Я вовсе не хотел тебя обидеть. Как лучше хотел ... В этом бы году тебе пальто справили, в следующем - мне. Так во всех семьях делается...

Глаза у Павла повлажнели. Пряча слезы, он наклонился и принялся целовать ее пальцы. Галина было смутилась и почти размякла, но тут увидела эту проклятую лысину.

Увидела, нервно хихикнула, вырвала руку и ушла. Ушла горько плакать. Плача, она терзала себя, стесняясь своей нищеты: бедной, общей с родителями и братьями, комнаты; отсутствия красивой одежды и вкусной еды... Проплакавшись, решила, что пока не выучится - ни на какое семейное счастье не имеет права.

Потом посыпались беды. Более недели задерживались месячные. За это Галя еще больше возненавидела Павла. Она с отвращением вспоминала его страстный поцелуй, от которого у нее остался след на шее. Такой яркий синячок, за который ее так жестко отчитала Надька, обозвав дурой и "прости господи". А теперь еще и беременность... То, что от поцелуев детей не бывает, Гале никто не рассказывал, и она пребывала в полной уверенности что забеременела. Собравшись с духом, она решила не тянуть с этим известием и отправилась на кухню, но матери там не оказалось. Та полоскала белье во дворе у крана. Пришлось идти во двор.

Отец бы ее понял сразу. Он был друг, а сейчас войны не избежать.

- Давай помогу...

- Не надо! Раньше надо было помогать! А теперь я уже закончила!!!

Мама была не в духе.

- Мама, - едва слышно начала свое признание Галя. - Мама, я беременная.

- Что?! - взревела мать и тут же принялась хлестать ее мокрой тряпкой по лицу.

Галя не уворачивалась - понимала, что получает по заслугам.

- Люди! - кричала мать на весь двор. - Люди! Галька в подоле принесла! Гадина! Гадина проклятая! Опозорила!!! - она ухватила ее за волосы и поволокла бить головой о стену, как в детстве за непослушание и упрямство.

- Настя! Настя, опомнись, - послышалось с балконов.

Вскоре чьи-то сильные руки оттащили мать в сторону. Кровь из рассеченной брови заливала левый глаз, но и переполненный слезами правый ничего не видел. Было очень больно, и кружилась голова. "Точно - беременная!" - подумала Галя и, почувствовав, что ее больше не бьют, мешком повалилась на землю.

Мать угомонилась только к вечеру. Уже засыпая, она вполне мирно поинтересовалась:

- Так это от "лысика" нам подарочек будет?

Галя ей не ответила. Уткнулась в подушку и разрыдалась. "Ребеночка от лысика" ей не хотелось.

***

Следующим утром пришло письмо из Москвы. Матери его вручили во дворе. Почтальон сказал, что письмо важное и заставил расписаться аж в двух местах. Достав из кармана кофты очки, мать долго вчитывалась в написанное. Минут через пятнадцать двор снова услышал ее крики.

- Не могу, ой не могу, - горько причитала мать. - Опять эта Галька... Опять про нее! Из самой Москвы написали! Уже и в Москве про ее блядские дела знают!

Это было уже интересно.

Во двор потянулись любопытные граждане. Письмо передавали из рук в руки. Зачитывали вслух и сочувственно цокали языками.

Мать, закрыв руками голову, раскачивалась из стороны в сторону.

- Гадина... Почему я ее в люльке не истребила?.. Это ж надо, чтобы вот так на старости лет опозорить... Уже и в Москве про нее знают! "Абитуриентка" она! Ой не любят нас московские умники! Это ж уму непостижимо как они теперь блядей называют!

- Иди домой, мама! - послышалось сверху.

- Что?.. - опешила старая женщина. - Вы посмотрите на нее! Она еще смеет показываться людям на глаза! Абитуриентка бесстыжая!!! Уже и в Москве про тебя знают!

- Вот и хорошо, что знают! - улыбнулась Галя. - Абитуриентка, мама - это будущая студентка! Меня в институт берут! Ура-а-а-а!

Мать, откинув голову назад, с подозрением уставилась на Галю. У нее даже рот приоткрылся.

- "Абитуриентка"... - иронично изрекла она и, сгорбившись, пошла со двора.

Галя смотрела вслед заходящей в подъезд матери с сочувствием и любовью, вдруг осознав, как здорово та постарела. Пережитая война, каждодневные заботы, жизнь в перенаселенной коммуналке - подорвали ее здоровье, загасили былую красоту, отняли лучшие годы. Это у нее, у Галины - и ее счастье, и вся жизнь впереди, а мама... Бедная мамочка, в ее жизни счастья так и не случилось...

Сегодня впервые последнее слово осталось за Галей. В первый раз взяла верх над матерью, но это обстоятельство ее почему-то не радовало...

Закрывая окно на балконе, Галина успела заметить, как отворилась Надькина дверь, и из нее, осторожно оглядевшись по сторонам, вышел все тот же начальник цеха. Галя сразу многое увидела в ином свете. Кровь прилила к ее лицу, и она пообещала самой себе, что обязательно отомстит своей подруге. Скоро, за все и сразу.

Случай представился через три дня. В этот раз Галя столкнулась с Мамедом, когда тот входил во двор. Они улыбнулись друг другу и поздоровались. Уходить со двора Галя сразу же раздумала. Выждав минут двадцать, чтобы "голубки" нацеловались как следует, она сильно толкнула Надькину дверь плечом. Крючок не выдержал натиска и поддался. Сделав смущенное лицо, Галя влетела в комнату и застыла в потрясении, застав любовников в самый интересный момент.

Совершенно растерявшийся Мамед сначала повалился на пол, а потом, вскочив, принялся в спешке собирать одежду, стараясь повернуться так, чтобы Галя не видела его штуковину.

"Так вот от чего бывают дети!" - весело подумала Галя.

Надька же, совершенно голая, спокойно прикрылась простыней и сидела, молча и безучастно, прислонившись к стене.

- Так кто из нас "прости господи"? - некоторое время Галя стояла, уперев руки в боки, а затем, еще раз снисходительно оглядев неудачливых любовников, неторопливо вышла вон.

Дома она поняла, что буквально истекает кровью. Начались запоздавшие месячные.

"Нервы наверное", - подумала Галя, решив что до свадьбы ни с кем больше целоваться не будет. И с Надькой, "прости господи", не будет дружить тоже. Разве что та тоже станет студенткой и исправится.

В то, что сама она поступит в институт, и будет учиться в Москве, Галя не сомневалась.

Она верила, что ее беды и несчастья остались позади.

2009