• Новости
• Спонcорам
• Библиотека
• Авторы
• ФОРУМ
• Реализация
• Реклама
• Предприятие

Наконец-то выпал снег. Снежинка на снежинку - белый ковер. Накрыл газоны, тротуары, принес запах настоящей зимы. На стеклах моего кухонного окна - блики рекламы. Напротив большой магазин с прозрачными дверьми. Автоматические створки не успевают закрываться, бесконечной вереницей тянутся люди, входят и выходят. Но, больше выходят, тащат объемистые пакеты. Из пакетов торчат темно-зеленые горлышки бутылок в серебристой или золотистой фольге, а пониже, может быть на самом дне, рыжие шарики мандаринов, их не видно, но, я точно знаю, что они там есть. Последняя предпраздничная суета. Если перефокусировать зрение, прямо за стеклом могу увидеть себя, как неясное отражение на елочной игрушке - желтом стеклянном шаре, подвешенном к форточке. Себя. И только.

Опять одна. Впору петь: "О боже, он уехал, навек меня покинул, зачем не уцепилась я за полы его". И - тра-та-та-тааааммм - симфоническая кода: яростный шквал звуков в потолок, к сияющим хрустальным люстрам, но тогда, в опере, ты держал в своей ладони мою размякшую кисть.

Впрочем, кода стала для нас пророческой. Ты тоже уехал, но я не цеплялась. Просто молчала с каменным лицом. Мгновенно перехватило горло. Я не могла говорить.

Со второй половины дня постоянно кто-то ломится в дверь.

- Сахар дешево!

- Не надо.

- Картошка мешками!

- Идите…

- А вот подарок!

- И вы туда же.

Прости Господи, покоя не дают, и когда? Под Новый год.

Чай остыл и в духовке потрескивает как-то подозрительно. Мурчит телевизор, вьется синий дымок в пепельнице, а я стучу ножом по доске. Сооружаю салат, а в духовке, завернутый в фольгу, истекающий соком, он: новогодний гусь. С яблоками. Вот сделаем-ка огонек потише, чтоб не трещал, и сочком его сверху, сочком. Хоть и одна, а все же праздник, как-никак. Ну нет Тебя, и нет. Господи! Да Тебя никогда нет, особенно, когда Ты так нужен… Плевать. Я сильная женщина! "Ля-ля, ля-ля" себе под нос, и время от времени затяжка сигаретой, а дым все в глаза, в глаза. Вот и слезы навернулись - какой едкий дым… И, шмыгнув носом, разглядываю в зеркале свое несчастное лицо.

Ладно.

И что бы мне такое одеть… о, эта вечно-женская проблема! "Одеть нечего, а вешать некуда".

Очередной звонок буравит уши. Нет, я больше так не могу! Щас вот сковородкой каак… и распахиваю дверь. Если перетащить зеркало в проем двери, то в нем отобразилась бы фурия, в кухонном фартуке, с покрасневшим носом и, возможно, сковородкой в руке. Но, напротив совсем не зеркало и не картошка с сахаром, а здоровенный детина в красном колпаке, шубе, с мешком и букетом цветов.

- Ээто Деедушка Морооз, я подарки вам…

У меня решительный вид - растрепанные волосы, в руке длинный кухонный нож. Точно фурия. Детина осекается и прекращает свой традиционный новогодний спич.

- Вы ко мне?

- Да, вроде, это ведь, - и неуверенный жест в сторону таблички над дверью.

- Именно 307. Но, я не заказывала никаких Дедов Морозов! - подозрительно вглядываюсь в лицо, закамуфлированное ватой и бутафорскими очками. Что-то здесь не так, когда это Деды Морозы приходили сами по себе? А может он и не Дед Мороз вовсе. Вор, к примеру, или насильник. Да мало ли кто? Маньяк, короче.

Поспешно достает квитанцию. Номер дома с какой-то закорючкой и номер квартиры - мои. Число, год - на месте. "Заказчик" - прочерк. Точнее - галочка и пустое место.

- Сами заказали?

- Ну, что вы! Просто, заказчик пожелал остаться неизвестным.

- Во как! Хорошенькое дело. А точнее - совсем не хорошенькое. Подложная квитанция и, возможно, бутафорский Дед Мороз.

- Нет заказчика - нет и заказа. Все. Ариведерчи, и берусь за дверь. Но, он не уходит.

- Ну, так и будем стоять? - говорю я. - Молчит и только пялится на вырез платья в районе груди, а в руке квитанция.

- Ну, как "ариведерчи", вот же, заказ!

- Хватит! - и собираюсь захлопнуть дверь. Почему-то рука моя медлит.

А может не маньяк? Понимая, что делаю глупость, говорю:

- Налить водички?

- Если можно, жарко…

Ищу открывашку. Слыша мою возню, говорит:

- Да мне из-под крана.

- Из-под какого еще крана? - и, наконец, сладив с пробкой, наливаю в прямой бокал "Нарзан". Пена шипящей лавой покрывает верх и проливается вниз. Прямехонько на платье. Тьфу ты пропасть… - на часах 11.40.

Где же салфетка? Да и салфетка теперь не поможет. Какая, к черту, салфетка, если весь бок и туфель мокрые. Или не маньяк? Без двадцати уже. А он мнется в проходе.

- Так. Вы Дед Мороз, или кто?

- Дед Мороз.

- Ладно. Проходите. Даже если квитанцию сами нарисовали, Новый Год никто не отменял. Помогайте тогда, да снимите этот реквизит, здесь нет детишек, - и решительно достаю из шкафчика заранее приготовленные закуски.

Сброшенная шуба и колпак с бородой обнаруживают нормального парня: высокого, широкого в плечах и со стеснительной улыбкой. То, что я ему нравлюсь - написано у него на лице.

Оценив мой фартук, вежливо спрашивает: "Помочь?". Вот вам и мужчина в доме. Хоть какая-то польза от незваных гостей. Веселись, женская душа, сейчас за вас все сделают. Почему бы и нет? Нож на столе, хлеб в хлебнице, зелень на доске, а я, пожалуй, переоденусь. Пять минут на все про все. Одеть с вырезом - значит провоцировать. Нет, будем скромнее, и уже дефилирую на каблуках, на ходу расправляя складки на платье, которые все как-то топорщатся.

- Ну и как нас зовут? - поворачиваюсь к нему с тарелками.

- Игорь, - мягко произносит он и опускает глаза в пол. Достает из мешка хороший коньяк, выкладывает коробку конфет, перевязанную трогательной розовой ленточкой. Подарки. Для цветов бы вазочку.

На маньяка не похож.

- Вот что, Игорь… Шампанское открывать умеете?

С третьим ударом курантов хрусталь издает свой традиционный звон.

- Ну, спойте песенку, что ли, или что там у вас в программе?

Вместо песенки сцепляет пальцы, кладет на них подбородок, все это на краешке стола и, задумчиво улыбаясь, наводит на меня свои влажные голубые окуляры. Я принимаю взгляд. Нет. Не то. Не те ощущения. И где вы этому научились, молодой человек? Аааа, понимаю. Это ваша такая манера обхаживать женщин. Ну да. Ненавязчивый стиль: скользящая полуулыбка, недосказанность пауз. Этакий Кевин Кестнер, только в московской кухне. А может сценарий неизвестного заказчика. Того самого. В прочерке. Чудны дела твои, Новый Год!

И вслух:

- Налейте мне вина.

Приподняв коньяк, смотрит вопросительно.

- Нет, вина.

Даме приличествуют более спокойные напитки.

Вот, мы сейчас с вами выпьем и вы будете меня развлекать. Что? Не умеете развлекать женщин? Только детишек? Отговорки. И потом, это вы ко мне пришли. А раз так - знали, на что шли. Ха! Тавтология. Нет, я не ругаюсь. Я вообще очень спокойная женщина. Я, знаете ли, редко когда возбуждаюсь. Что? Ну нет, нет! Не в этом смысле. Вы вообще, о чем говорите? Вот-вот. И я о том же. Хотя, о чем я… ах да! О вине. Давно не пила вина. Вино, знаете ли, такая вещь…

Вещи Ты собирал медленно и тоже молча. Перебирал, вглядываясь, словно в чужое. Рубашки, носки, спортивные брюки. Зачем-то слюнявил палец и тер невидимое пятно на пиджаке. Я догадалась - ждешь, что я не выдержу и кинусь на шею. Ты, несомненно, угадывал мое состояние. Состояние взведенной пружины. Достаточно малейшего нажатия, и она вырвется, выстрелит всей своей потаенной мощью. Ты ждал.

Когда вынес из ванной зубную щетку - я поняла: все. Это последнее, что прихватывают с собой, когда уходят. Если бы Ты тогда только взглянул мне в глаза, но Ты все пытался куда-нибудь приткнуть эту дурацкую щетку. Наконец завернул ее в обрывок туалетной бумаги и бросил сверху. Изогнутый кусочек пластмассы в обрывке бумаги. И напряженный затылок в полуоткрытой двери. Все.

А сейчас передо мной лицо сомнительного Деда Мороза с глазами, изливающими какие-то загадочные струи. Что-то, что, по-видимому, должно вызвать у меня интерес.

- Да, да, я понимаю вас и понимаю, как призрачно все в этом мире. Верю - вы одиноки, из этого я делаю вывод, что вы, как и все мы, - в поисках любви. Как вам моя проницательность? Ну-ну. Не обижайтесь. Знаете? Любовь ищут миллионы, а находят единицы. Вот вы, м-м-м, ну да, Игорь, вот вы, Игорь, говорите - любовь. А что, в сущности, это такое? Могли бы вы дать определение любви? Что? Вы не говорили? Ну да. Это не вы. Это, наверное, я. Или мое настроение. Сейчас у меня такое настроение, и я думаю:

- Любовь! Нет, с разделенной все ясно. Она, увы, материальна. Дети и все такое, а вот неразделенная? Я чувствую, нет, я почти знаю: это вещество абстрактно. Как мечта или надежда. Сияет высоко над нами, в сущности, она и есть надежда. И мечта. И то и другое. Два в одном. Да, я знаю. И все равно ничего не знаю.

Я ничего не знаю о Тебе, хотя всегда думала, что знаю о Тебе все.

Помнишь, как мы встретились в первый раз? Пресс-бар сочинского фестиваля "Золотая осень". Меня привела туда знакомая журналистка. Твой столик был рядом, ты сидел в компании известных людей: музыканты, писатели, композиторы. Играла музыка. Все шумно обсуждали какую-то чепуху, но ты был не с ними. Поверхностно улыбался. Думал о чем-то своем. Обычное лицо, но взгляд! В какой-то момент наши взгляды пересеклись и меня пронзило током.

- Кто это? - спросила я журналистку и незаметно указала в твою сторону.

- Известный сценарист, - и произнесла фамилию.

- Не слышала.

- Известный в своих кругах. Широкая публика знает только имена режиссеров, им и достается слава. И, само собой, актерам.

Играл оркестр, в глубине колыхалась людская масса. На меня пялился сидящий в окружении расфуфыренных теток плюгавый мужичок в дорогом светлом костюме, шарил глазами поверху и ниже столика. Морда его лоснилась и я почти физически ощущала на себе сальные пятна. Журналистка куда-то испарилась. Я выпила много коньяка и стала пьяная. Все вокруг медленно кружилось: потолок, лица.

Мы столкнулись с тобой на лестнице: я поднималась из дамской комнаты наверх, ползла, еле переставляя ноги. Боже! Как я пьяна, и зачем я сюда пришла? Ты подхватил меня под руку. От тебя исходил незнакомый мне запах: смесь мускуса, дорогого табака и еще какой-то. Может быть, запах сильного зверя. Ты заглянул в мои мученические глаза своими, все понимающими. Я сказала: "Я пьяна. Вызовите такси".

Потом мы встретились еще раз в книжном магазине. Случайно, или нет? Ты вспомнил, как отвез меня в отель, как проводил до двери, как стоял и не уходил: сомневался - все ли в порядке за дверью. Через пятых лиц нашлись общие знакомые. Разговорились, незаметно перешли на ты. Потом встречались еще много раз. Я слушала твои рассуждения о литературе, стояла покорная, доверчивая, как ребенок, и насыщалась тобой. Слушала твой флюид.

- Скажите, Игорь, вам приходилось бывать в Сочи в бархатный сезон? "Морозили" на елках в январе? Понимаю. Хорошая работа. И веселая - постоянный, нескончаемый праздник. Детский смех. Салюты, фейерверки, конфетти. Все это здорово. Но, это в январе, Игорь, в январе. Однажды соберитесь и поезжайте в Сочи в бархатный сезон. В эту пору там случаются удивительные вещи. Верьте мне и поезжайте.

Фестиваль проходил в обычном режиме: репетиции, концерты, пресс-конференции. Улочки буквально кишели знаменитостями. Бесчисленные кафе и кафешки, винные погребки. Где-то среди всего этого был Ты. Вечерами многие купались в море. Под луной парочками колыхались на воде головы. Слышалось чмокание, приглушенный смех. В один из вечеров я шла по берегу в коротких брючках с разрезами и под ногами хрустела галька. Ты приближался навстречу. Наверное тоже гулял.

- Все это мура и провинция. Должна быть чеховская простота, - ты думал о своем.

- Чья мысль? - спросила я.

- Не помню, - сказал Ты.

Мы стояли и впитывали сгустившийся южный воздух. Он был насыщен терпкими запахами моря, водорослей, запахами любви. Запахами жизни. Захотелось поступка. В какой-то момент я почувствовала: что-то должно произойти. Так подсознание пробивается сквозь барьер нерешительного эго. Мы стояли долго, наконец, я сказала: "Проводи меня". Ты взял меня за руку и отвел в отель.

Кровать показалась тебе шаткой и ненадежной, ты снял матрац, положил его на пол, а каркас перевернул и вертикально поставил к стене. Мышцы взбухали и опадали на твоих плечах. Никогда не думала, что мужчина в этот момент может быть так красив. Так настойчив и целеустремлен. Так нежен и сладостно груб одновременно. Я только помню свою голову: то у ножки кровати, то у двери. Кровь толчками, пересохший рот и клокотание в груди. Мы заснули под утро. А потом, ты перевез свои вещи в мой номер.

Почему вы ничего не едите, Игорь? Возьмите ветчины, она восхитительна. Налейте еще вина. И все же, Игорь, я кое-что знаю о любви. Любовь - это страсть. Страсть - это болезнь. Лихорадка. Ты ходишь как сомнамбула, и одновременно тебя трясет. Скрытно, где-то изнутри. Ты пребываешь в постоянной вибрации и не помышляешь об ином. Наверное, это разновидность счастья. Вы хотите со мной потанцевать? Обязательно потанцуем, Игорь. Обещаю вам, но чуточку позже.

По ночам ты приходил на наш матрац - ложе любви. Мы плавали друг в друге, задыхались в глубине и выныривали на поверхность. Ловили воздух широко открытыми ртами. Это была какая-то паранойя. Днем гуляли по городу, забирались в самые отдаленные уголки. В дендропарке меня рассмешила табличка на чахлом деревце: "Поддуб рвотный". Что-то знакомое. Ах да, тот мужичок в баре и его сальные глаза. Даже и не поддуб. Так. Коряжка.

Я постоянно хотела есть. Под глазами синие круги. В каком-то летнем кафе Ты заказал "по-карски" - две шпажки с крупными кусками баранины, покрытыми дымной ароматной корочкой, а по краям маленькие помидорчики. Классика жанра. Запах маринованного мяса на углях пронзал желудок. Я вцепилась зубами в румяный кусок, желваки двигались на щеках, сок полз по губам, стекал на подбородок. Ты смотрел, улыбаясь.

- Что? - забеспокоилась я.

- У тебя красивые зубы.

- Это как?

- Белые и острые, как у тигрицы.

Как будто ты работал в цирке и видел тигриц каждый день. Столик с тарелками на мозаичном полу, а над головой шелест пальм в золотистых солнечных лучах. И тигрица с куском мяса в зубах. А может быть кошка.

Нет, Игорь, я не замужем. Вы так и подумали? Вот оно как. А почему вы так подумали? Впрочем, я догадываюсь. Незамужнюю женщину всегда отличает настороженный взгляд. Она держит самооборону и одновременно выбирает. Но, я уже выбрала, Игорь. Да, я уже выбрала и думала, что это навсегда.

Мы часто так думаем, Игорь.

Фестиваль закончился, и мы улетели домой. Поругались как раз накануне отлета. Из-за чего? Не помню. Какая-то ерунда. Что-то о текстах, лишенных связности, но обладающих цельностью. Разумеется, это был лишь предлог. Истинная причина, как это всегда бывает, лежала где-то глубоко внутри. И это меня пугало. Летели в разных самолетах. Сначала ты, потом я, интервал небольшой. Сидя в кресле, я смотрела в иллюминатор. Где-то впереди по курсу, наверное, у иллюминатора, сидел ты. За толстым стеклом - белая дымка, внизу - правильные квадраты пашен. Я думала о тебе и о нашей размолвке. О чем думал ты? Возможно, о правильности квадратов, как о правильности своих написанных строчек. Все разумно, красиво и стройно, как в совершенном творении: ни прибавить, ни убавить. Одно слово - совершенство.

По прилету разъехались в разные стороны. Ты к себе, я к себе. У тебя бесконечные поездки, у меня работа. Большой коллектив, напряженная суета. Я привыкла. Но, оказалось, что я привыкла и к тебе. Независимо от себя самой приросла всей кожей. Намертво. И теперь, когда тебя нет, я провожу праздники в одиночестве, жарю гусей, принимаю в гости сомнительных Дедов Морозов и сплю с телефоном в обнимку. Но ты об этом не догадываешься. Ты весь в своих сценариях, съемках, в творчестве - ни одной свободной минуты. А тигрица-кошка свободна. У нее полно мяса - целый гусь в гусятнице, но нет тебя. И ночи ее полны сомнений. Если бы Ты тогда только взглянул мне в глаза!

Игорь что-то говорит, но, по моему лицу видит, что я не здесь. Не слушаю. Наконец я включаюсь.

Танец? Да, я обещала. Что бы вы хотели? Полный драматизма, страстный пасадобль или танго? Это такие танцы. Маски безразличия на лицах, но чувства не спрятать, их выдают красноречивые телодвижения. И то и другое - танцы с человеческой душой. Я уже чувствую их огненную поступь, но вы не слушайте меня, Игорь, не слушайте. У меня сегодня приступ лирического идиотизма.

Страстные звуки из динамиков, твердая рука как раз там, где надо - на спине. Игорь что-то хочет сказать, на его лице проступают следы усилий. Наконец, он решается.

- Этот заказчик - странный человек. Совсем старый мужчина. Он позвонил в агентство и заказал поздравления своей возлюбленной, потом приехал и показал фотографию, боялся, что перепутают, а имя не назвал. Почему? Никто не спросил, да и некогда было. Послали меня. Фотография куда-то затерялась, сказали только, что тоже пожилая женщина. Или им показалось. Вот я прихожу, звоню и вижу вас. Но, вы совсем не пожилая! Вы такая! А этот прочерк… Заказчик сказал:

"Она непременно поймет от кого". Скажите, вы сильно любите его?

- Кого?

- Ну, этого старого мужчину?

- Люблю, но почему старого? Вы о ком? Какой заказчик?

- Ну, как же? Вот. Квитанция.

- Боже мой, опять эти басни. Дайте-ка сюда! Все сначала. Улица - моя. Дом - тоже мой. Хотя, это что?

При внимательном рассмотрении закорючка превращается в косую линию и цифру. Дробь один!

- Ну?

- Так у меня без дроби! Тот же номер, только без дроби!

Рекламные блики пульсируют в прежнем ритме. Бьют толчками. Во дворе никого нет, лишь одинокая фигура в шубе, колпаке и мешком на спине спешно пересекает пространство между домами.

Звонок телефона.

- Але!

- С Новым годом.

Голос тихий, но стреляет в мозг, стекает на грудь, разливается по ногам. И опять горло. Что ж у меня с горлом? Проглатываю ком.

- Ты где!?

- На вокзале. Буду через двадцать минут.

Смогу ли я пережить эти двадцать минут? Наверное. Сегодня - это завтра, о котором я волновалась вчера. Кто сказал? Не помню.

2009