• Новости
• Спонcорам
• Библиотека
• Авторы
• Предприятие

Логика и методология науки

Приводится по изданию:
Ноэль Мулуд
АНАЛИЗ И СМЫСЛ
Очерк семантических предпосылок логики и эпистемологии
Редакция литературы по философии и педагогике
Москва, «ПРОГРЕСС», 1979
Перевод с французского Автономовой Н.С. и Муравьева Ю.А.
Общая редакция Метлова В.И.

ВВЕДЕНИЕ

НЕСКОЛЬКО ЗАМЕЧАНИЙ О ЗНАЧЕНИИ И ЦЕЛЯХ СЕМАНТИЧЕСКОГО АНАЛИЗА

В данной работе ставятся и обсуждаются важнейшие проблемы семантического анализа. В нее также включены некоторые новые идеи о структуре смысла, которые еще нуждаются в проверке. Уже само название книги должно подсказать читателю главные направления настоящего исследования. Его объект — семантическая структура выражений, в особенности научных языков. Мы избираем в этом исследовании путь анализа, строго придерживаясь технических приемов и теоретических воззрений, соответствующих обычному пониманию этого термина. В самом деле, нельзя подойти к определению смысла или к целям анализа, не указав на взаимосвязь этих терминов, то есть взаимосвязь самого изучаемого содержания и метода его анализа.

Ограничим, однако, значимость этих общих указаний. В самом деле, учение, к которому мы обращаемся, очень широко: оно охватывает все научные и философские проблемы, связанные с языком. Мы решили ограничиться исследованием проблем логической семантики в ее эпистемологических аспектах. Исследование семантических условий логически значимых выражений само по себе составляет относительно самостоятельную тему, изучение которой тем более интересно, что именно ей придается обычно наиболее широкое значение. По сути, в рамки логических исследований включаются не только проблемы собственно формализмов — функций, предложений и их связей,- но также проблемы прикладной логики и проблемы научных и математических формул. С нашей точки зрения, рассмотрение переходов между языковыми уровнями знания существенно для изучения семантических понятий. Нам придется значительно расширить эти рамки, следуя некоторым идеям современной лингвистики, поскольку анализ логических форм не может обойтись без определенных предположений о естественном строении языков. Обоснование именно такого выбора целей логического исследования состоит в том, что изучение соответствия между знаком и означаемым, посредством которого формулы получают интерпретацию, приобретает наряду с традиционным исследованием формальных связей все большее значение с точки зрения сторонников теории верификации. Наконец, следует задуматься и о возможностях новых связей с эпистемологией, а тем самым и философией познания, которые открывает семантический анализ. Рассмотрение алетических и модальных категорий знания, достигнув определенного уровня строгости, возвращает нас к вопросам, касающимся самих гарантий высказывания.

Именно стремление сгруппировать все эти различные проблемные линии обусловливает выбор тем, исследуемых и обсуждаемых в данной работе. Ее направленность, однако, требует, как нам кажется, некоторых предварительных пояснений.

Начнем с общего замечания об использовании термина «анализ» и его связях с коррелятивным понятием «смысл». Этот термин получил свое первоначальное содержание в логистических программах Фреге и Рассела и в таком виде был воспринят теоретиками символистского подхода, находившимися, как правило, под влиянием логического эмпиризма. Заметим, что он перешел и в практику семантического исследования. Его использование весьма разнообразно, и нам придется так или иначе учесть это. Однако его основное методологическое значение, относительно нейтральное по отношению к этим интерпретациям, можно сохранить. Предмет анализа — естественно построенные в языках познания выражения. Не затрагивая вопроса об их онтологических следствиях и их философском оправдании, он стремится прежде всего осветить их синтаксическую связь, их референциальные слои, их место в ткани рассуждения. С другой стороны, анализ ставит вопрос и об их организации — прежде чем затронуть временные контексты их формирования. Он способен, в частности, соотнести те из определений смысла, которые вскрываются формальными преобразованиями, с теми определениями, которые зависят от референциального поля, от любых форм интуиции или до речевой очевидности. Главными объектами анализа в таком его понимании становятся сами понятия и предложения, однако самый прямой его коррелят — это именно «фразы», их составные части и их комплексы, иначе говоря, языковая основа существования обозначаемого. Вполне очевидно, что в центре внимания сторонников анализа оказываются как раз модальности обозначения, включающего отношение знаков к обозначаемому ими или их референтам.

Следует признать, что таким образом определенный анализ не покроет всей целостности условий смысла, однако надо заметить, что он затрагивает их существенные аспекты, которые необходимо эксплицировать. Значение не включается в лингвистическое отношение целиком и полностью: даже если ограничиться лишь собственно научными подходами, можно представить себе биологические, психологические, социологические исследования основ обозначения. Однако, чем прочнее устанавливается значение на уровне человеческой речи, тем больше оно зависит от ее строения, и употребление символических средств есть условие достижения целей сознания, то есть построения и оправдания значимых утверждений или даже целей действия — сообщения признаков и предписаний.

Тем самым оправдывается в общих чертах определение значения, данное Венской школой, согласно которому высказывание значимо, если оно принадлежит области правильно построенных высказываний некоего языка и, кроме того, если оно явно или неявно располагает некоторым методом, позволяющим определить его соответствие или несоответствие положению вещей. Это определение справедливо оспаривалось, так как любой аналитик может показать его многозначность и его ограниченность. Однако оно сохраняет некоторый интерес, поскольку прямо соотносит значения с теми путями, которые ведут от словесных средств к их несловесным коррелятам, и включает рассмотрение этих терминов и этого отношения в рамки заданных им самим перспектив и обязательств завершенного знания.

На этой общей почве и утверждается анализ, в той мере, в какой он есть, и нечто иное, чем философская теория знания и действия, и нечто не смешивающееся с техническими метаязыками научных языков. Он атакует там или иным образам туманность семантического отношения, составные части и условия которого выявляются не сразу, будучи скрытыми первоначальными интенциями сформулированных мыслей, обращенных на объекты познания или на ситуации действия. Намереваясь осветить эту туманную область, анализ развертывается в рамках «эпохи» и устремляется к обнаружению скрытых структур. Если учесть все множество подходов — будь то умозрительных, дескриптивных или феноменологических,- обусловленных в современном мышлении многозначностью смысла, то можно было бы сказать, что анализ — это анализ поиска, развертывающегося в непосредственной близости от логических структур речи: он не выходит за их рамки, не ставит их под сомнение, но пытается осветить конституирующие их слои.

Эта связь анализа, родственная с исследованием логических форм, требует некоторых пояснений. Логика в собственном смысле слова относится к сфере нормативных приемов; стремится ли она при этом к обоснованию или же только к описанию законов истинного мышления, объектом ее исследования остается множество упорядоченных и действенных законоположений, а целью — их детальная и полная характеристика. Анализ же сразу ставит вопрос об их источниках и гарантиях, уделяя все свое внимание способам построения и порождения выражений — увенчиваются ли они формами, используемыми в логике, или не достигают такой цели. Следовательно, логика становится анализом, когда она задается вопросом о своих правах или же о своих основаниях, находимых ею в обобщенно рассматриваемом выражении. Таким образом, семантическое исследование отчасти совпадает с процессом (выделения логической формы, хотя и невозможно в точности определить, сколь далеко простирается это совпадение. Именно логический анализ кладет в основу своего строгого структурного определения семантическое отношение, то есть соответствие между синтаксисом, его интерпретациями и его моделями. Однако семантический анализ выходит за собственные рамки логического — как потому, что поиск основ выводит его за пределы нормативной сферы, так и потому, что он, прежде всего выделяет в выражениях те аспекты их организации, которые вовсе не становятся очевидными в результате изучения канонических форм.

Нам приходится ограничиться лишь несколькими предварительными замечаниями по этой сложной теме. Структурный и семантический анализ — это, в известном смысле, исследование окраин: он раскрывает контексты предпосылки правильно построенных выражений, заложенных в естественных языках или «наивных» языках познания, не подвластных суду строго логических законов. Но и при исследовании самих строгих (высказываний анализ поднимается выше простых парадигм, попадающих в разряд индуктивной или дедуктивной логики. Тем самым он ж выявляет скрытые параметры. Это мы почувствуем при исследовании математических форм, где анализ связан с референтными и операциональными комплексами, скрытыми за теоретическими предписаниями, различая их по степени возможности и осуществимости. Это также выявляется, когда мы подходим к проблеме эмпирических языков: схемы индукции и дедукции скорее скрывают, чем обнаруживают условия осмысленности, в то время как анализ устанавливает связь между процедурами прикладной математики и гарантиями не математического порядка. Объясняется эта ситуация тем, что структурным и семантическим исследованиям, доводимым до их завершения логиком, содействует анализ более глубоких уровней.

Таким образом, мы будем придерживаться области взаимодействия между логическим и семантическим анализом, в которой есть и собственная четко очерченная проблематика. В известном смысле придется жертвовать полнотой семантического исследования ради уточнения некоторых его важных в техническом отношении деталей. Ибо при выяснении типов значимости высказываний познания и источников их возможностей за рамками исследования остается вопрос о природе и способе существования символики. Однако темы, которые возникают при таком ограниченном подходе, заслуживают особого внимания: их разработка совпала со значительной частью исследований, проводимых лингвистическими и аналитическими школами, и имеет уже долгую историю, связанную с уточнениями и последующими перепроверками: достаточно назвать главные произведения Фреге, Рассела, Карнапа, Тарокого, Витгенштейна, Куайна, чтобы представить размах этих исследований.

Необходимы, по-видимому, некоторые предварительные замечания относительно словаря, обычно используемого семантиками. Выбор основных категорий обозначения зависит прежде всего от общей семантики, исследующей те примеры из естественного языка, в которых выражение «наделяется каким-то смыслом». Уже простое лексическое рассмотрение терминов «смысл», «значение» и им подобных обнаруживает множество оттенков в зависимости от языков, в которых мы рассматриваем эти термины. Но ведь теория смысла («meaning») должна еще и включить эти случаи в систему некой общей грамматики обозначения и составления фраз, дополненной учением о словоупотреблении. Впрочем, не следует заблуждаться относительно сферы значимости всех этих терминов: они важны скорее для лингвиста, чем для логика. Ведь от логика прежде всего требуется упрощение или нормализация семантического словаря в соответствии с общей целью познавательных операций; кроме того, те значения, которые сохранились бы в этом словаре, потребовали бы уточнений, дополнительных определений в ходе дальнейшего анализа научных текстов. Нам, следовательно, придется позитивно, а не в критическом плане изложить здесь некоторые первоначальные разграничения, которые обеспечивают саму возможность анализа и обсуждение проблем логической семантики.

Мы будем допускать, что значение термина или выражения можно относить либо к объектам — действительно существующим или фиктивным,- которые обобщенно называются его «референтами», либо к содержанию мысли, которое особенно тесно связано со способами формулирования. Например, фраза: «Планеты, имеющие по крайней мере один спутник»- есть номинальное выражение, именующее подкласс планет, таких, как Земля, Мэре, Юпитер, и простирающееся на классификации того, что существует лишь в возможности. Во всяком случае, выражение основывается на сочетании понятий, которое значимо вне зависимости от того, каковы его референции, и останется значимым, даже если у него вовсе не будет таковых. Двойственность «референтного поля» и «обозначаемого содержания» (или, иначе, интенсионального содержания) столь важна, что она послужила исходной точкой семантики Фреге и Рассела и должна быть сохранена, несмотря на все противоречия, к которым она привела впоследствии.

На эти разграничения накладываются, однако, и другие, которые нужно уточнить, соотнося их с различными референтами. Можно допустить, что общая для различных терминов и выражений сфера обозначаемого имеет внелингвистическое измерение: так, именные словосочетания «утренняя звезда» и «вечерняя звезда» эквивалентны в силу того, что они соотносятся с одним и тем же астрономическим объектом, который обозначается также именем «Венера». Но когда связываются между собою такие выражения, как «следующее за 4» или «третье из нечетных чисел», то становится очевидно, что лишь рассмотрение ряда натуральных чисел придает им эквивалентность. Проще всего сказать, что они эквивалентны в силу законов арифметического языка (в терминах «платонизма» это означало бы, что они содержат те самые идеальные сущности, которые этот язык «адекватно описывает»). В конечном счете вырисовывается статус «синонимичных» выражений, понятия весьма спорного, но вполне соответствующего тем заменам, которые осуществляются в языке говорящим: так, можно рассматривать замену десигнатов «птица» и «летающее животное, покрытое перьями» или выражений «о>6» и «6<а» как операцию синонимии. Речь здесь идет также и о распределении по категориям, с которого начинаются логические проблемы; его особенность в том, что оно соотносит и .систему языка, и поле его референтов.

Достаточно углубить или иначе сориентировать эти разграничения, чтобы столкнуться с другими различиями — в нормах или правилах связывания выражений или высказываний; формулы, в которых выявляются эти связи, безусловно, являются означающими, но при этом они могут принадлежать к различным категориальным уровням. Когда говорят: «Голосование по вопросу о законе налогообложения «будет означать» для большинства потребителей невозможность приобрести этот продукт»,-o то связь, на которую указывает сам термин «означать», раскрывает порядок причин и их предвидимых следствий и соотносится с временем реализации этих последствий. Но когда говорят: «X отказался, от этой должности: это «означает», что он либо удовлетворен своим положением, либо имеет другие виды на карьеру», то оттенок здесь другой: тем самым говорится, что одни положения связаны импликацией с другими положениями, и предполагается, что учение, способное объяснить человеческое поведение, позволило бы включить его в порядок дедуктивных выводов. Мы видим здесь указание на двоякое назначение языка, который и отвечает порядку «физических» описаний, и является субстратом уровня «логических следствий». Эту двойственность необходимо как-то объяснить: с одной стороны, ее можно было бы теснейшим образом связать с уже введенными разграничениями, отметив оппозицию между «синтетической» связью фактуальных выражений и «аналитической» связью, опирающейся на правила и термины языка; с другой стороны, сохраняя онтологические ценности, можно было бы еще больше углубить разграничение между порядком существования или порядком причин и .порядком идеальным или логическим. Но здесь мы вновь сталкиваемся с истоками проблем анализа, исходная точка которых — в установках естественной семантики.

В этом беглом очерке мы затронули лишь некоторую часть семантических категорий. Мы говорили о выражениях, которые называются в логике «десигнативными», о высказываниях, которые называются «декларативными», о той области, которую Гуссерль называл «доксическим полем». И это было вполне обоснованно, поскольку мы устремлялись к логической семантике, которую интересуют связи между обозначением и познанием. Не следует забывать, однако, что лингвистические операции захватывают обширную область тех ситуаций, которые предполагают активное воздействие говорящего на свое окружение, и что невозможно обнаружить каких-либо четко установленных границ между «доксической» и «практической» сферами. Даже беглый взгляд на семантику языка был бы здесь поучительным. Когда говорят: «Действие X «означает» 'намерение, решение помочь Вам», имеют в виду нечто другое, нежели связь «примет», проявляющуюся, например, во фразе: «Красный закат «означает», что завтра будет дождь». Речь здесь идет, скорее всего, о «симптомной связи», то есть о такой связи, которая особым образом соединяет характеристику действия с намерениями или решениями действующего лица. В этом можно было бы лишний раз убедиться, обратившись к общеупотребительным (выражениям английского языка. Так, фраза «He means to help you» вводит некую «перформативную интенцию». Во всяком случае, существует такая группа выражений, в которых сообщение обращено к адресатам или, скорее, намерение передается либо посредством указания на позицию действующего лица, либо, напротив, посредством одного лишь называния симптомного признака: стержень значения в этом случае — не отношение знака к обозначаемому, а само опосредование ситуации означения субъектами, которые участвуют в ней или направляют ее.

Существование коррелятов или «практических» субстратов «мнения» обнаруживается еще и другими способами. «Означающая» фраза значима вовсе не обязательно потому, что она обозначает или провозглашает некое положение вещей, или потому, что она выражает связь понятий. Она способна быть «означающей» еще и потому, что она требует ответа — словом или делом, или потому, что она дает возможность тому, кто ее воспринимает, соответственно организовать свое поведение. Именно это и отмечает прежде всего Витгенштейн. Фраза: «Принесите пять красных яблок»- это часть предписания, но она обладает и другими интересными чертами. Она не требует от исполнителя предписания ни отбора предметов в соответствии с их категориальными типами, ни использования математического понятия числа. От исполнителя требуется лишь минимум способностей, а именно владение элементарными ассоциациями слов в ситуациях восприятия или, скорее, практическое владение счетом [165, с. 115 и сл.]. Этот простейший пример заключает в себе важное содержание: он напоминает нам, что термины логического языка не отсылают к однозначной схеме обозначения, ибо знание числовых единиц предполагает многие источники: оно начинается с процедур механического перечислений или счёта, С распределения по классам, с упорядочения совокупностей предметов и лишь потом приходит к выявлению законов арифметических структур.

Отметим сразу одну из причин сложности семантического анализа: он имеет дело со сплетением дискурсионных операций, вследствие этого он не должен ограничиваться уточнением собственных измерений доксической сферы, но должен восстановить ее связь со всей совокупностью логико-практических условий, на которых он основан и в которые погружен. Именно эти зависимости между «логикой» и «прагматикой» смысла нам и представляется необходимым выяснить.

Таким образом, первое, на что указывает нам общая семантика,- это сложность семантического поля речи. Этому не противоречит, как мы увидим в дальнейшем, логическое исследование, которое вопреки или даже благодаря своей устремленности к упорядочению сталкивается с необходимостью более точно соотнести многие измерения означающего акта. Собственный объект общей семантики — это условия верификации или доказательства, размещения высказываний в списке денотатов и в системе формальных предписаний. Но она обращена посредством этой самой задачи к семантическим предпосылкам: она составляет часть референциальных условий смысла, а также условий, связанных с собственным содержанием высказывания, которые также можно назвать «интенсиональными»; она сталкивает доксический и практический порядки в языковом поле лексиса. В самом деле, расхождение доктрин, притязающих на объяснение смысла и истины и традиционно называемых «рационалистическими», «позитивистскими» или «номиналистическими», «прагматистскими», проистекает не только из их трактовки проблем смысла и истины самих по себе, но также из их оценки подспудных проблем.

Мы не хотим этим сказать, что логика значения могла бы довольствоваться рамками, предначертанными ей общей семантикой. Достаточно очень простых доводов, чтобы отвергнуть эту возможность. Любой исследователь семантики знает, что анализ фразы достигает таких составных частей, которые не сводимы прямо пи к референтам, ни к схемам поведения. Например, такая фраза естественного языка, как: «Ход событий постепенно ускоряется», содержит упоминание абстрактных сущностей, не сводимых к классам обозначаемых вещей, а также терминов «синкатегорематической» природы — обозначения посредством наречия или обозначения возвратного наклонения,- которые входят в ткань взаимосвязей данного выражения. Научный язык исследует все эти возможности: он богат определенными терминами, которые не являются прямыми десигнатами, и синкатегорематическими связями, введенными с помощью математических формул. И еще одно замечание. Синкатегорематическая, или знаковая, структура формального языка далеко не полностью фиксируется в грамматике или лексике, которые бы пред существовали установлению собственных законов этой структуры; она подчинена выбору аксиом и правил, применяемых в структуре доказательства. Семантика научного языка связана прежде всего с теоретическими и операциональными условиями своего использования, а также с метаязыковыми условиями твоего построения.

Таким образом, проблемы, которые ставит семантика научного языка, как бы над страиваются над уровнем проблем семантики естественного языка. Каковы бы ни были в конечном счете те семантические ценности, которые она считает главными и определяющими,- «очевидные» предложения, или же конвенции относительно смысла схемы распределенных по уровням референтов, или же рядоположенность действенных операторов,- она выявляет и вторичные структуры. Чтобы выполнить свою задачу, семантика должна согласовать «искусственные» смысловые коды с базисным перечнем языковых значений.

Помимо прочего, логическая семантика, согласно своему замыслу, который мы и исследуем в этой работе, должна достаточно тесно связывать анализ и историю. И термины, которые 'анализ разграничивает в структуре научных языков, и функции, которые он при этом вычленяет, могут быть выявлены лишь в итоге длительного размышления о соотношении теорий с их интерпретациями или с их моделями, о критериях их значимости. Эти свои размышления исследователи семантики осуществляли на материале частных наук, параллельно с доказательством их теоретизации. В конечном итоге вовсе не формальная логика, «объектная» наука о совершенной дедукции, а именно металогическое изучение условий формализации открыло путь семантическому анализу. Кроме того, многие понятия, введенные этой дисциплиной, выигрывают от рассмотрения в исторической перспективе и особенно в свете вызванных ими дискуссий. Подходить к ним иным образом значило бы пренебречь тем фактом, что данная дисциплина относительно нова, это значило бы считать ее законченной теорией, каковой она вовсе не является.

Именно по этой причине семантический анализ, хотя он и выявляет технические понятия, нейтральные по отношению к их философской интерпретации, оказывается, в конечном счете, связанным с дебатами доктринального плана. В этих двух аспектах его и нужно рассматривать. Естественно, что логистика, которая строилась как теория точных языков, выбрала исходный пункт, весьма удаленный от эмпирических и генетических требований, и посвятила себя, прежде всего изучению надежных формализмов. Правда, эмпирические аспекты взяли верх уже в логическом позитивизме, который углубил пропасть между формальными и денотативными условиями смысла, и еще более в современном номинализме, который устранил оппозицию между этими условиями и заменил ее много этажностью ступеней абстракции. Таким образом, главной заботой семантиков стало уточнение прямых и косвенных модальностей знаковой референции. Однако это смещение тем благоприятствовало установлению новых взаимосвязей. Нельзя -подытожить условия смысла, не приняв в расчет деятельности тех, кто пользуется языком или временной последовательностью фаз, которые предлагаются самим использованием символических схем. Эти требования ведут к прагматическому или даже диалектическому расширению учения о смысле. Наше исследование логики смысла должно выявлять это непрерывное смещение проблем и эти постепенно расширяющиеся круги семантических референтов.

На этом окольном пути обнаружится, впрочем, и философское значение семантики. Мы полагаем, что эпистемология не может пренебречь этим научно-аналитическим направлением семантики без ущерба для своих собственных целей. Современная философия сформулировала законную цель — познать «символическую трансцендентальность» мыслей и знаний, но часть выдвинутых ею предположений останется фикцией в случае, если она не учтет объективную информацию о средствах выражения и формулирования, которую и дает анализ. С другой стороны, исследование формулируемых и осуществляемых в познании возможностей дает современному рационализму опору в его попытках вновь найти себе место, вновь ввести в действие свои полномочия. Он не может удовольствоваться безусловным утверждением своих прав, подобно тому как это делала, по мнению критики, идеалистическая или позитивистская эпистемология прошлого века: он должен прийти к критическому осознанию своих собственных условий. Ввиду этого неизбежного шага утверждения аксиоматико-экспериментального знания оказываются менее поучительными, нежели уроки анализа, относящиеся к области источников и сферы значимости символизмов. Впрочем, семантика, которая видит свою обязанность в том, чтобы выделять и воссоединять различные слои выражения, не слишком рискует вторгнуться в область над рациональных слоев смысла, чего, по-видимому, ожидают или опасаются сторонники некоторых современных доктрин. Она выявляет основания значащих форм, учитывая их воспроизводимость, а также воссоединение до логических истоков внутри логически контролируемых предписаний.

В заключение дадим несколько пояснений относительно плана данной работы, которые должны ориентировать читателя в рассматриваемом материале. Мы распределили его по главам так, чтобы выявить множество технических источников, из которых семантический анализ черпает свои понятия, а также, чтобы установить известную последовательность исследования проблематики смысла.

Мы решили начать с концепций анализа в тех областях, из которых он выбирает СБОИ предметные референты и которые выступают, как языки пауки, а затем перенести анализ непосредственно в его собственную область, то есть в область изучения семантических структур самой речи. Таким образом, в первой главе содержатся замечания о семантических проблемах экспериментальных теорий, а главы вторая и третья посвящены семантике математических теорий, служащих современной логике основным полем доказательства, которое позволило, выявить формальные, референциальные и операциональные условия смысла. С этой первой группой проблем соотносится вторая группа. Так, в четвертой главе мы подходим к главным пунктам логической семантики, что требует информации о разработке таких понятий, как предложение, смысл, референт, и о дискуссиях, которыми сопровождается их анализ. В пятой главе мы выводим отсюда самые прямые следствия и исследуем в свете семантики некоторые главные категории логики истины. В шестой главе эти теоретические взгляды расширяются и дополняются, что приводит вас непосредственно к проблемам логики и лингвистики. Наконец, в седьмой, заключительной главе сосредоточены эпистемологические темы, естественно оказавшиеся разровненными по ходу предшествующего изложения.

Материал нашего исследования можно было бы, конечно, представить и в более упорядоченном виде. Однако, пожалуй, избранный нами порядок — как правило, от областей более специальных к областям более, общим или от предметно обоснованных определений к интерпретациям — обладает некоторыми преимуществами. По сути своей он помогает четче выделить те черты поисков и критических исследований, существование которых мы видим в семантическом анализе, и позволяет нам определить как линии споров, так и пути сближения различных точек зрения.

2008