• Новости
• Спонcорам
• Библиотека
• Авторы
• ФОРУМ
• Реализация
• Реклама
• Предприятие

Глава 5

— Садись вперед, — сказал он Жене и втолкнул на сиденье.

Царица стояла возле машины, недоуменно на него глядя. Она всегда сидела рядом, а тут...

Валерий открыл заднюю дверь и тоже смотрел на нее, но выжидающе.

— ...С тобой сегодня и вправду что-то произошло. Так мне сюда садиться, да, Валерушка? — сохраняя самообладание, произнесла царица.

— Моя ты радость... — он привлек женщину к себе и крепко поцеловал. — Чего ты тоже начинаешь? Чего прибедняешься? Мне поговорить с ней надо, и пусть рядом сидит — дорогу показывает... Нам ее к черту на кулички вести.

Заводя мотор, Валерий украдкой глянул на Женьку. Та сидела с невозможно довольным выражением лица, отстукивала реанимированными сапожками какую-то мелодию и подыгрывала себе пальчиками.

— Женя, что вы на обед с отцом ели? ...Женя, ты где сейчас?!

Она не сразу отозвалась, затем развернулась, уставилась, как впервые увидев.

— На обед?.. А-а-а-а... я суп варила из сосиски, — ответила, как отмахнулась, и опять ушла в свои мысли.

— Ненормальная, — рассмеялся Валерий, но посерьезнел, уловив, как многозначительно посмотрели на него в зеркало дальнего видения.

Ладно, Женька, не будем ронять твой авторитет...

— Из сосиски говоришь... И отец этот суп ел?

— Да! Целую тарелку!

— ...Хм ...Ну ладно...

Ехали молча. За городом машину стало подбрасывать на ухабах, дорога была разбитая, в ямах и рытвинах.

— Женька, ты куда нас завезла? Если я сейчас машину разобью, ты мне новую купишь, поняла?

— У меня денег нет.

Она ответила так просто, что Валерию стало неловко. Он закашлялся и, чтобы не ехать в напряженной тишине, покрутил ручку радио. Оно зашипело, завопило, не отозвавшись ни голосом, ни мелодией.

— Вот, в этих краях даже радио не ловит! В городе жить надо. В городе, Женя...

— А я не могу там... мне там страшно...

— Где тебе страшно?

— В городе.

— Видишь, как хорошо. Вроде, все на одном языке говорим, но в то же время — каждый о своем. И ничего... все у всех просто замечательно!

Они переглянулись, и стало понятно, что Женька ни черта не понимает, отчего он опять злится.

— Говори, куда ехать.

— Ничего... Вы здесь остановите, я дальше сама дойду.

— Нет, ты видишь? — он тормознул машину и развернулся к царице. — Ты это видишь? Я, значит, вез ее полдня, а когда осталось пару шагов — она мне говорит — спасибо, дальше не надо. И откуда столько гонора, спрашивается?

Царица снисходительно усмехнулась.

— Никогда здесь не была, — сказала она, вглядываясь в темень. — Мы вообще, где находимся?

Валера увидел, как съежилась Женя, кожей почувствовал до чего ей обидно. Он обнял спинку ее кресла.

— В общем, так. Этот дом? — он показал на девятиэтажку, одиноко виднеющуюся вдали.

— Да.

— Какой подъезд?

— Второй.

— Иди, собирайся, завтра в десять утра жду тебя со всеми твоими узлами, баулами. Как-никак, жить к нам едешь. Мы с тобой еще ни о чем конкретно не договаривались, но, думаю, ты и сама сориентировалась: что и как. Выйдешь, дверью сильно не хлопай, — сказал он, посмеиваясь.

Женя попрощалась и, тихо прикрыв дверь, пошла, а он светил фарами на дорогу, пока она не скрылась за углом.

— Ну что? — он развернулся к царице. — С одним делом покончили, поехали праздновать? ...Знаешь, складывается впечатление, что я здесь один. Как отсюда теперь выбираться, понятия не имею... — он, чертыхаясь, поехал куда-то, практически наобум.

На удивление, добрались они быстро. Оказалось, что от Женькиного поселка до пригородного дома намного ближе, нежели, если ехать из города.

Они сидели за столом, потягивали шампанское и практически не разговаривали. Особого повода не было, чтобы вот так безмолвствовать, но в воздухе нависло напряжение, и два человека почувствовали, как уходит из отношений, рассеиваясь неуловимой дымкой, что-то очень важное.

— И откуда ты ее выкопал, эту Евгению Сергеевну Илическую? — в сердцах вымолвила царица.

Валерий обалдело на нее уставился.

— Вроде я столько не выпил... Веришь, даже я не знаю, как ее зовут. Тебе-то откуда это стало известным?

— А, — вроде как «да, ну тебя», отмахнулась царица. — Я паспорт ее посмотрела.

— Что? Где ты видела ее паспорт?

— В сумке.

— Что?! — он хлопнул по столу ладонью. Жалобно задребезжала посуда.

Валерий встал из-за стола и все ходил взад-вперед, мотая головой. Потом принялся судорожно заводить будильник.

— А потом я от девчонки чего-то требую. Ладно, давай, ложиться. Завтра вставать рано.

Илическая Евгения Сергеевна, значит... — сказал он спустя время себе под нос.

Валерий не мог уснуть и до самого восхода лежал, заложив руки за голову, уставившись в темный потолок. Он вспоминал...

Накануне, условившись с дворовыми ребятами, что вечером встречаемся в Доме офицеров, Валера весь день прокорпел над учебниками. Мама мечтала, чтобы в этом году он поступил в институт, и любящему сыну не хотелось ее расстраивать. Но еще важнее было лишний раз не дать повода отцу усомниться в его способностях. И потому, он не щадил себя. В комнату то и дело на цыпочках входила мама, подставляя на край стола тарелку то с ягодами, то с пирожками. Валера на нее не реагировал, делая вид, что полностью погружен в зубрежку. А она, довольная, что сыночек так усиленно занимается, пятилась и плотно прикрывала дверь.

— Мама! Не закрывай дверь! Задохнусь я здесь!

— Хорошо, Валерушка, хорошо... я просто, чтобы тебе не мешать...

Часов в семь он поднялся с пудовой головой и вышел, наконец, на воздух. На улице еще было жарко, в клуб идти рано. И потому он прохаживался по бульвару, ел мороженое и лениво оглядывал прохожих. Из дворовых ребят никого не встретил, они куда-то разом запропастились. Наверно, там ждут, — решил Валера и подошел поближе к воде. Не жалея брюк, присел на насыпь и долго всматривался вдаль. Мечтой всех глупых пацанов его времени было доплыть до острова, который даже в ясную погоду едва проглядывался за плотной дымкой. Экскурсионный пароходик уходил далеко от города, но, так и не приблизившись к вожделенной цели, сворачивал обратно. Тайна влекла. Поговаривали, что остров этот — военный объект, и так просто туда не попасть, даже если случится чудо и ты доплывешь. Но ведь так хотелось! Валера подскочил на ноги, отряхнул брюки, в полной уверенности, что сегодня пусть не эта, пусть другая его мечта — исполнится. Откуда взялось это чувство, он так и не понял.

Подходя к клубу и издалека заслышав музыку, понял, что танцы начались, и он идет вовремя.

Предчувствие не подвело. Сразу же, как вошел, он увидел девушку. Девушка как девушка. Цветастое платьишко, завитые локоны... Но отчего тогда мир, перевернувшись, встал с ног на голову, а потом обратно?

Валерий, справившись с головокружением, быстро осмотрел себя в зеркало, пригладил разметавшиеся кудри и направился к ней. Но чем ближе он подходил, тем сложнее, оказалось, произнести это избитое «Девушка, Вы танцуете?»

Дурень, дурень, чего ты...

Пока он занимался воодушевлением, девушку пригласил на танец другой кавалер, и водил ее по кругу с такими хозяйственными нотками во взгляде, что вроде попробуй сунься. Валерий, разумеется, тут же сунулся. В итоге его препроводили в туалет и легонько там приложили. Дворовых ребят в зале не оказалось, и потому вступиться было некому.

Валерий стал ходить на танцы каждый день и систематически получать по морде. Ребята его отговаривали, потому как связываться со шпаной никому не хотелось. Но он был упрям, настойчив и принципиален. Чем больнее за женщину бьют, тем сильнее за нее хочется бороться, ответствовал он им. И шел снова.

Валерий, утирая кровь, поднимался с пола, но оступился и уселся снова.

Неожиданно кто-то со спины подхватил его подмышки и рывком поставил на ноги.

— Марго они тебе просто так не отдадут. Даже не рассчитывай.

Прижав губу ладонью, Валерий исподлобья взглянул на автора этих слов.

Место общих разборок посетил не кто иной, как известный в городе парнишка Серега Илический, по прозвищу — Серый. Городские ребята и шпана относились к нему одинаково уважительно. Было за что. Известным фактом считалось, что ни с кем он особо не сближался, и потому Валерий не мог сообразить, что этому человеку от него понадобилось. Было наивным полагать, что нарисовался он здесь случайно.

— Морда у тебя красивая... Но вот то, что бьют — это, брат, плохо.

— А тебе какое до этого дело?

— Никакого. Просто я бережно отношусь ко всему красивому, — он медленно обошел его. — А ты коренастый, — осмотрев Валерия со всех сторон и прощупав бицепсы, отметил Серый. — Хоть папаша твой и большой человек, но деревня из тебя прет — просто изо всех дыр, — он с прищуром уставился на парня.

— Думаешь, что обидел? Ха, — Валера сплюнул себе под ноги. — У меня мама деревенская. Причем, жутко стесняется своего происхождения. Всячески старается его скрыть, но тем самым еще больше себя выдает. Смешная... Чего стесняться своих корней?

— Надо же... какая совершенно правильная политика. Еще что-нибудь такое умное скажи, и, считай, что я твой друг.

Валерий посмотрел на него оскорбленно. В то же время он поражался умению некоторых людей, не предпринимая ничего экстраординарного, так безоговорочно проявлять свое лидерство.

Что за стержень такой особенный в этом парне, что я, сам того не желая, ведусь у него на поводу? Не сумев ответить себе самому, Валерий еще больше рассердился.

— Не заводись, — усмехнулся Серый. Затем, внимательно посмотрел в глаза, будто размышляя: говорить или не говорить, и заговорщицки зашептал: — Место одно есть. Где могут научить защищать твою красивую морду.

С того дня жизнь понеслась, как по накатанной. Серый оказался настоящим другом. Они практически не расставались. Вместе готовились к экзаменам, удачно их сдали и мало того: были зачислены в одну группу. Вечерами торчали в секции, где носы квасились чаще и хлеще, чем в уличных схватках. А главное, он официально познакомил Валеру с Марго. И тот короткое время спустя ходил в женихах. Марго тут же поставила условием, что до свадьбы никаких глупостей. Ну, а свадьбу они сыграют не раньше, чем окончат институт и отработают три года по распределению. Так что женихаться Валере, как минимум две пятилетки. Но он был молод, влюблен и готов на любые условия, лишь бы видеть ее, держать за руку, задыхаться от аромата духов, долго стоять у двери в квартиру, не в силах расстаться, и довольствоваться наспех перехваченным и снисходительно позволенным поцелуем. Чтобы плестись потом на заплетающихся ногах домой, крепко сцепив грудную клетку, которую разрывает от переполняющего счастья.

Серый жил с Марго в одном дворе, и договорился с местными ребятами, чтобы Валеру пальцем не трогали. Сам он встречался с какой-то девчонкой с окраины. Говорил, что мама, если узнает, сляжет с сердечным приступом, но и отказываться от своей любви он не собирается. И потому часто интересовался у Валеры как живут его родители.

— Да нормально живут. Вот ты пристал!

— Не понимаешь ты, не понимаешь... Валер, а давай, я тебя к нам домой отведу, ты маме о своих расскажешь? Побольше романтики в сюжет, экспрессии... Маман расчувствуется, а мы ее к тепленькой стеночке-то и прижмем. Ну, как? Поможешь мне?

— Ты прекрасно знаешь, что помогу... Но отчего не сказать ей прямо? Неужели не поймет?

Серый замахал на Валеру, как черт на ладан.

— Что ты... что ты... Нельзя маму расстраивать. Как ты не понимаешь! Здоровье наших родительниц в наших руках... Да и потом, браться за дело без предварительной подготовки — это заведомый проигрыш. Без изящества нам, брат, никак нельзя. Или ты забыл, на кого мы учимся? — он обворожительно улыбнулся и обнял друга за плечи. — Кто-то, не помню кто, но явно мудрый, сказал: «Нет ничего прекрасней человеческих отношений». Как, хорошо?

— Ну, это известно, кто сказал... Экзюпери! Антуан де Сент-Экзюпери — французский писатель и профессиональный летчик. О его гибели до сих пор ничего не известно.

Серый посмотрел внимательно и, помедлив, продолжил:

— Да, вот еще, «Ничто не стоит нам так дешево и не ценится так дорого, как вежливость»...

— Не так! «Ничто не обходится нам так дешево и не ценится так дорого, как вежливость». Мигель де Сервантес Сааведра. Всемирно известный испанский писатель. Прежде всего, известен как автор одного из первых романов в современном понимании «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский».

— Надо же... откуда такие умные люди-то берутся? — он изобразил искреннее удивление. — Ладно, не смущайся. Это я от большой любви. Идем с мамой знакомиться. У нее сегодня затевались слоеные пирожки.

— Ух, ты! Идем тогда скорее! Пирожки я люблю. А с чем они?

— Ах ты, чревоугодник, — улыбнулся Серый. — Откуда мне знать с чем? У нее обычно с разными начинками... Надкусишь и узнаешь.

Чем и как очаровал Валера его маман, осталось загадкой, но с тех пор они, как только выпадало свободное окно, неслись к Серому домой и не вылезали оттуда ни за какие коврижки. Стала заходить Марго. А потом и, якобы, подружку привела. Мама, как что-то предчувствуя, на девушку поначалу кривилась. Не сразу она ей понравилась... Когда же открылась правда, куда было деваться бедной женщине? Привыкла...

Друзья довольно переглядывались. План Серого сработал.

Удачливый стратег, он стал смелее в своих задумках. Через полгода он работал сам и заставил Валеру устроиться на ночные дежурства в одну из больниц.

— У меня там врач знакомый. Ночами оперирует. Ему нужны помощники. Но такие, чтобы держали язык за зубами. За себя я ручаюсь. А вот за тебя... — Серый помедлил, добавляя волнения во взгляд. — ...За тебя тоже ручаюсь! — он рассмеялся и похлопал друга по спине.

Поначалу Валеру воротило на этих операциях.

— Что, против твоей морали идем? — усмехался Серый. — Ничего, попривыкнешь. Скажи, что именно тебя смущает?

— ...Стыдно как-то... перед этими... ну ты понимаешь.

— Тебе стыдно? — Серый откровенно рассмеялся. — Ну, ты, брат, даешь! Мы, между прочим, по-своему, благое дело делаем. Все так тонко в этом мире... все так относительно...

— Вот именно! Сегодня мы помогаем обманывать, а завтра так же поступят с нами!..

— Валер, — Серый говорил с каким-то надрывом, — ты думаешь, мне так приятно и так хочется всем этим заниматься? Веришь, не хочется. Мне тоже противно из мужиков лопухов делать. И ведь так легко выяснить, кого именно мы опустили. ...Так и хочется открыть невинное личико и надавать сучке звонких пощечин. Но наше дело маленькое. Деньгу в карман положил, рот на замок закрыл, и совсем глухой, совсем слепой стал. Ничего, привыкнешь.

Валера и вправду привык. Он перестал быть ранимым и чувствительным. Может, внутри что-то поменялось, повзрослело, а может, легкие деньги начисто лишают идейности. Кто его знает?

2008