• Новости
• Спонcорам
• Библиотека
• Авторы
• Предприятие

Наши методические разработки обычно уделяют много внимания вопросам грамматически правильного произношения. Я, как вы, наверное, заметили, эту тему упорно обхожу. И вот из каких соображений.

В ораторском искусстве, как и в любом другом серьезном деле, есть вещи, которые издревле подразумеваются сами собой. Определенность мировоззрения, знание предмета — это должно быть! Здесь видится как бы низшая точка отсчета, за предела-

ми которой исчезают какие бы то ни было основания заниматься данной профессией.

Точно так и с языком. Цицерон писал: "Уметь правильно говорить по-латыни — еще не заслуга, а не уметь — уже позор, потому что правильная речь, по-моему, не столько достоинство хорошего оратора, сколько свойство каждого римлянина".

Это считалось установленным две тысячи лет тому назад.

Сегодня у нас в стране при всеобщей грамотности практически каждый имеет возможность в совершенстве овладеть тем языком, которым он пользуется во время публичных выступлений. Если же человек все-таки безграмотен, дурно говорит, при чем тут, скажите на милость, ораторское искусство?!. Это все равно что петь без голоса и слуха,) танцевать без ног.

Иная забота: как грамматически правильные речевые конструкции превратить в огненное слово оратора? Тут мы сталкиваемся с большой группой проблем, которые в совокупности определяют технологическую культуру построения и произнесения публичной речи.

Существуют в этом деле, конечно, кое-какие "секреты производства". Да и как им не быть! Тьма умнейших людей веками ломает голову над постижением тайн живого слова. Мудрено ли, что накопился порядочный опыт, есть из чего выбирать!..

Как вы отнесетесь к такому, скажем, вопросу: что надо и чего не надо знать перед выходом на аудиторию?

— Вопрос нелепый,— скажете вы почти наверняка.— Как можно выходить к людям, не зная чего-то из того, о чем будешь говорить?

Да, есть детали будущей речи, которые заранее надо твердо освоить: план выступления; опорные точки мнемонического конспекта; формулировки — основная красота современной публичной речи. Надо держать в памяти подробности живых картин, даты, конечно же — стихи, крылатые выражения. Надо знать фамилии, имена даже тогда, когда они для нашего славянского уха звучат диковинно. Я, например, в своей устной книге "Два откровения" мельком упоминаю Сальвадора Альенде и не хочу удержаться от соблазна произнести вслух его мало у нас известное полное имя (латиноамериканцы любят такие аршинные имена): Сальватор Исабелли-но дель Соградо Корасон де Хесус Айенде Госсенс! Это надо выучить назубок. Еще и проконсультироваться: чилийцы-то, оказывается, произносят не "Альенде", как в Испании, а на свой манер — "Айенде"...

В общем, предварительно надо знать все, что продемонстрирует в аудитории безбрежность вашей эрудиции. (О том, что ораторская эрудиция не приходит с молоком матери и не падает с куста, уже говорилось, не стану повторяться).

А чего же в таком случае не надо знать, выходя на аудиторию? Ответ может показаться обескураживающим: не надо знать, весьма полезно не знать наизусть самого текста речи. Здесь ораторская технология решительно расходится с практикой филармонических чтецов (я, выступающий и в том и в другом жанре, особенно четко это ощущаю).

Разумеется, в период тщательной подготовки, изготовления и проработки мнемонического конспекта, в ходе выступлений многие узловые места вашего сочинения — как правило, наиболее удачные — фиксируются памятью. Это — желанное обстоятельство. Чем тренированнее мозг, тем скорее он осваивает весь объем информации.

Опытные ораторы охотно вставляют куски будущей речи в свои повседневные обыденные разговоры. Обратите внимание, это очень хороший прием! Появляется возможность многократно "обкатать", выверить на слух мысль, фразу, эпизод, аргументацию, подхватить свеженькую идею, которая непринужденно всплывает в беседе с приятным тебе умным человеком! Так оттачивается крылатое слово.

Но доскональное владение текстом не имеет ничего общего с зубрежкой. Мастер устной пропаганды ни на мгновение не дает уснуть мысли. Четко зафиксированные памятью элементы, детали, целые куски текста лишь раскрепощают процесс активного сотворения речи в аудитории, делают этот процесс свободным, радостным, легким.

...Когда в начале нынешнего века популярный русский педагог и юрист Лев Петражицкий, развивая известное положение Ломоносова, заявил, что лекция есть не что иное, как "мышление вслух", современники отнеслись к такому заявлению скептически. А между тем сказано замечательно удачно.

Любая публичная речь, оставаясь по форме монологом, должна в идеале содержать все качества хорошей, доверительной беседы. Думать вслух, втягивать присутствующих в водоворот своих размышлений, творить, а не озвучивать готовый текст — таким, конечно же, должно быть современное публичное выступление.

Известный специалист по психологии лекторского труда профессор Ирина Алексеевна Зимняя сформулировала следующее положение: поскольку в массовой аудитории, как правило, сосуществуют люди с разной степенью подготовки, так сказать, "работающие" на разных уровнях понимания, то и материал выступления должен быть одновременно доступным для одних, информативным (любопытным) для других, обучающим и воспитывающим для третьих. Вновь, как видите,— своеобразная триада мастерства. Она достигается только тогда, когда оратор воспринимает аудиторию, как своего доверительного собеседника.

Мыслить вслух, мыслить с помощью заранее сформированных крупных смысловых блоков — в этом первейшая разгадка духовного влияния на слушателей.

У меня в домашней библиотеке есть старая книга. Она была издана под редакцией Н. А. Семашко в мае 1924 года, это чуть ли не самый первый посмертный сборник воспоминаний о В. И. Ленине. Там помещена статья видного писателя и партийного деятеля той поры Александра Аросева "Из памятной книжки о Ленине". Вот как описывает автор свои впечатления от публичной речи Ильича: "Может, оттого была проста речь и казалась отрывком прерванной беседы, что это была собственно не речь, а размышления вслух. При этом [было] ясно, что это размышление было звеном непрерывной цепи размышлений... Казалось, до прихода сюда он размышлял, здесь размышляет вслух, кончит, уйдет отсюда, опять будет размышлять. Потому-то и слова казались слитками, а фразы кусками. Была и законченность в его речи, но как будто и не было законченности..."

Стоит добавить, что развернутая беседа была вообще излюбленной формой выступлений Владимира Ильича.