• Новости
• Спонcорам
• Библиотека
• Авторы
• ФОРУМ
• Реализация
• Реклама
• Предприятие

Украина. Крым.

Тренировочный лагерь в окрестностях Ялты.

Грубо изготовленный муляж отзывался на каждый нанесенный ему удар глухим деревянным звуком, обильно осыпаясь желтыми иглами перебитой остро заточенным лезвием соломенной начинки. Закончив работу в спарринге, Богдан уже второй час, стиснув зубы, с ожесточением отрабатывал упражнения с колющими и режущими предметами. Судя по всему, он был не в духе.

Муаллим громко объявил конец занятий, и некоторое время недоуменно косился на явно не услышавшего его команду ученика. Непорядок. Никогда не прощавший своим подопечным непослушания, в этот раз Инструктор от замечания удержался. Не стоит останавливать того, кто так упорен на пути джихада. Истинные шахиды получаются именно из таких — молодых и упорных.

Ленивым и самовлюбленным — веры нет.

У каждого из нас есть свои фобии. Абу Халид, так звали инструктора, машинально потрогал пересекавший его скулу багровый рубец, и ненависть — застарелая, загнанная глубоко вовнутрь ненависть — всплыла и жестким спазмом перехватила дыхание. Абу Халид не любил бездельников и позеров. Он считал их главным злом на планете.

Гяуров Абу Халид злом не считал. Это были враги, а убивать врагов было его работой. Выполняя работу, инструктор оставался деловитым и спокойным. Он был профессионалом, и это определяло многое. Другое дело — чванливые лентяи. Однажды из-за одного из таких ни на что не годных идиотов Абу Халид чуть не лишился жизни.

Давно это было…

***

Блокпост Краснодарского ОМОНа моджахеды взяли без потерь.

Задремавшего на посту часового Шамиль снял сам. Абу Халида всегда поражала эта особенность амира — зачем каждый раз рисковать самому, если с тобой на дело вышла целая стая злых как черти отменно подготовленных моджахедов?

Наверное, правду говорили — недоучившийся инженер-землеустроитель, почувствовав однажды вкус чужой горячей крови, уже не хотел и не мог остановиться.

Ночевавших в здании блокпоста милиционеров боевики забросали гранатами.

Двоюродный племянник Шамиля, отправленный добить случайно выживших, к поручению дяди отнесся более чем наплевательски. В пропитанное кислым духом взорвавшегося тротила помещение он даже не зашел.

Побрезговал.

Помочившись прямо с порога на обильно засыпанный сорванной штукатуркой и кровавыми ошметками дощатый пол, он счел свою миссию выполненной и, вернувшись к напряженно замершей группе, доложил, что живых внутри блокпоста нет.

Не ожидавший подвоха Абу Халид первым пересек границу дверного проема, и тут же нарвался на жесткий удар в голову. Острое ребро защищавшей деревянный приклад автомата стальной накладки рассекло кожу и сорвало мягкие ткани на правой щеке командира трофейной команды.

Выбравшийся из подвала сержант-срочник ударить в полную силу не смог. Контузия. Это обстоятельство и молниеносная реакция спасли Абу Халиду жизнь, но от ранения не уберегли. Падая, он успел выхватить из нагрудного кармана разгрузки свою фирменную заточку и, уже лежа, метнул ее в замешкавшегося противника.

Инструктор давно не знал промахов.

Хорошо сбалансированное лезвие вошло в грудь омоновца по самую рукоять, и только после этого раненый ваххабит позволил себе потерять сознание. Если бы не выработанные в изнурительных тренировках навыки, незадачливый инструктор-араб так и остался бы там — с разбитым черепом на замусоренном полу посеченного осколками блокпоста. Чеченцы не забирают и не выкупают у федералов тела арабских и славянских наемников. Тот, у кого нет своего тейпа, в их глазах неполноценен и такой заботы не заслуживает.

И в самом деле: если за человека некому отомстить, это не человек — мясо.

Сутки спустя Абу Халид очнулся в хирургическом отделении Моздокской больницы. К пришедшему в себя боевику немедленно позвали главного врача, который быстро и доходчиво объяснил своему новообретенному пациенту, что числится тот пострадавшим во время сельхозработ разнорабочим из Ведено и звать его теперь Махмуд Дударов.

"Дударов так Дударов, — философски решил Абу Халид. — Аллах Всеведущий, как его раба не назови — не перепутает!" Он еще не знал, что это имя — лишь первое в череде тех, на которые ему вскоре предстоит откликаться.

Еще сутки спустя Абу Халида навестил связной от Шамиля. Вместо пароля он предъявил чисто отмытую и любовно отполированную заточку. Ту самую, что осталась в груди убитого омоновца. Затем связной передал арабу его новый паспорт.

Как Абу Халид не вглядывался в черно-белую фотографию на четвертой страничке — придраться было не к чему. В потертом паспорте на его новое имя была вклеена именно его неизвестно, когда и кем сделанная, фотография. Хотя… При не сошедшем еще с физиономии отеке, туда, с тем же успехом, можно было вклеить фотографию самого Шамиля.

Шамиль Абу Халиду не нравился.

Несмотря на прирожденные бойцовские качества, он тоже был позером. А позеры непременно подводят не только себя, но и тех, кто им доверился. Позеры предсказуемы и корыстны, а потому их всегда можно просчитать или заманить в ловушку.

По-другому не бывает.

От своего отца, избравшего после потери жены аскетичную стезю ученого улема, Абу Халид знал, что в списке девяноста благословленных Аллахом чудес света позеры не значатся. А, значит, не значится и будущий командующий боевыми формированиями Чеченской республики Ичкерия.

И лишь однажды амир все же удивил Абу Халида. Поздним вечером, в Буденновске, в посеченной пулями больнице, он вызвал Инструктора к себе, в кабинет главврача, и, наставив на него пистолет, поинтересовался — откуда тот, будучи сирийцем, так хорошо знает русский язык?

— Постарайся быть убедительным, — посоветовал только что разговаривавший с федералами Шамиль. — А то я сегодня перенервничал и могу застрелить. Ненароком.

— Стреляй, — сказал Абу Халид. — Главное, сам потом застрелиться не забудь.

— Это еще почему? — заинтересовался только что расстрелявший пятерых заложников Шамиль.

— Ты — тоже хорошо говоришь по-русски, — пожал плечами Инструктор.

— Сравнил! — фыркнул амир и, поставив пистолет на предохранитель, спрятал его в карман. — Я с самого рождения только и делал, что говорил на русском. Во дворе, в детском саду, в школе, в институте, в армии… — Шамиль помолчал, стер с лица улыбку и, уставившись на Инструктора тяжелым немигающим взглядом, добавил: — А вот почему родившийся в Дамаске наемник говорит на русском без малейшего акцента — это и в самом деле любопытно…

— Дело в том, — снова пожал плечами Абу Халид, — что я родился не в Дамаске, а в Кунейтре. Но с 73-го, после того как израильтяне превратили ее в руины и убили мою мать, жил в семье дяди. В Дамаске. И там, вместе с его детьми, ходил в детский сад при русском посольстве, а затем — в школу, в которой учились дети русских военных специалистов. Дядя служил при русской военной миссии, и я мечтал стать военным. Как он. Думал, вырасту — поеду в Россию и выучусь на летчика.

— Хотел отомстить за Кунейтру? — уточнил Шамиль.

— Не только. Мне всегда хотелось летать.

— Почему же тогда ты мстишь тем, кто тебя и пальцем не тронул и сидишь здесь, на шаткой больничной табуретке в захолустном Ставропольском райцентре, а не за штурвалом штурмовика в сирийском небе?

— По воле Аллаха и медицинской комиссии, мой путь к Джихаду оказался короче, чем у тебя, или твоего, успевшего побывать и офицером, и летчиком, президента, — ответил Инструктор. — И, кстати… ты, наверное, не знаешь, но этот "захолустный райцентр", в момент его основания, звался вовсе не Буденновск. И даже не Прикумск. Три века он был известен как торговый город и назывался Маджар.

— По воле Аллаха, — усмехнулся Шамиль, — про Золотую Орду здесь уже давно забыли, а вот меня — запомнят надолго. Что касается президента — я и сам им чуть было не стал. Но еще стану, потому что выиграю эту войну и объясню русским, кто здесь хозяин. Меня не остановить. Я этого уже почти добился.

Несостоявшийся президент Ичкерии, захватив город, на самом деле отрабатывал "заказ" противников транспортировки каспийской нефти через Чечню и Россию. Но говорить ему об этом Абу Халид не стал. В озвучении очевидных истин мало чести. Даже недоумку понятно, что в стране, где террористы захватывают целые города и больницы, и никто не может гарантировать защиту собственных граждан — глупо ручаться за бесперебойное функционирование какого-то нефтепровода. Особенно, если этот нефтепровод проходит по проблемной территории.

Обладавшего аналитическим складом ума Абу Халида все чаще раздражал чеченский вариант джихада, в котором каждый недоучившийся выскочка мнил себя амиром и, проливая крокодильи слезы о благе и свободе народа, на деле поступал не так, как велят Коран и Шариат, а так, как захотели платящие долларами заказчики.

Абу Халид ничего не имел против денег. Он и сам был наемником. Однако считал недостойным правоверного мусульманина поступком — отправлять своих единоверцев на верную смерть, не расплатившись с ними за уже убитых врагов.

Кроме того, Инструктору не нравилось, что амир никогда не возвращает родственникам смертников не заплаченные за участие в прошлых операциях деньги, а обещанную за их гибель компенсацию чаще всего выплачивает фальшивыми купюрами. Но больше всего Инструктору не нравилось то, что Шамиль не платит и ему тоже. Уже полгода.

Впрочем, говорить с амиром на тему денег было себе дороже.

— Остановить можно любого, а "чуть" и "почти" — по-русски не считается, — только и заметил ему Абу Халид и, не дожидаясь разрешения, вышел из кабинета.

Останавливать Инструктора Шамиль не стал.

Дождавшись, когда за Абу Халидом закроется дверь, он с досадой сплюнул в стоявшую возле письменного стола пластиковую урну, вздохнул, с сожалением пощупал лежащий в кармане пистолет и мысленно пожелал строптивому Инструктору попасть под случайную пулю. Если такое случится, то заработанные Абу Халидом восемь тысяч долларов можно будет оставить себе. Впрочем, надеяться в этом вопросе на федералов было глупо — их снайперы совершенно ни на что не годились.

От разглядывания собственной вклеенной в паспорт фотографии погрузившегося в воспоминания Абу Халида отвлек деликатно кашлянувший в ладонь связной.

— Что мне передать амиру? — спросил он, осторожно взглянув на Инструктора.

— Передай... что земляк амира, Махмуд Дударов, благодарен ему и… не сердится на его племянника.

Когда связной ушел, в палату зашел главврач и поинтересовался, не нужно ли чего.

Абу Халид любовно погладил украшенную яркими полосками пластиковых вставок наборную рукоять заточки и отрицательно помотал головой.

Все, чтобы чувствовать себя в этой жизни уверенно, уже было при нем.

Сбежав из больницы, Инструктор два дня отсыпался в оборудованном, словно военный бункер бетонном подвале связного, а на третий получил от Шамиля распоряжение — переправиться в сопредельную Грузию, в Тбилисский госпиталь. А потом — после пластической операции и излечения — к Руслану Гелаеву, в тренировочный лагерь в Панкисском ущелье.

Полученному приказу обрадовался — он как нельзя лучше способствовал реализации задуманного: если бы Абу Халид простил свою порванную скулу — он бы потерял лицо.

Кто бы потом его уважал?

То, что Шамиль с ним все-таки расплатился — ничего в планах Абу Халида не меняло. Денежные отношения и долг чести существовали в его мироощущении раздельно, не пересекаясь.

Когда Инструктора глухими горными тропами ущелья Чаеха вели через грузинскую границу, племянника Шамиля уже похоронили.

Абу Халид не сомневался — в окружении амира наверняка нашлись доброхоты, которые доложили тому — чья заточка осталась загнанной по самую рукоять в правой глазнице его бестолкового родственника. "Справедливая месть — угодна Аллаху, и раз он решил, что на месте казни должна остаться улика — так тому и быть. Все, что ни делается на путях Аллаха, делается по Его воле", — решил Абу Халид.

***

— Столица называется… Эти придурки совершенно не умеют лечить, зато взятки берут так, словно продают билеты на стриптиз. На первый ряд. Даже в Моздоке врачи лучше… — бурчал сосед Абу Халида, массируя свою недавно прооперированную руку.

Подселенного час назад в палату к Инструктору соседа звали Вахой. На разминаемой руке у Вахи отсутствовал мизинец, а на непрерывно бурчащей голове — правое ухо. Зато на его физиономии наличествовала аккуратная "шкиперская" бородка, а на безымянном пальце неповрежденной левой руки — увесистый золотой перстень. Лицо и выглядывавшие из закатанных рукавов пижамы предплечья соседа были исполосованы свежими шрамами. По странному стечению обстоятельств, шрамы не затронули украшавшие руки боевика наколки с морской символикой. Из-за наколок, шрамов и бородки русоволосый крепко сбитый "воин Аллаха" походил не на моджахеда, а на побывавшего в акульей пасти норвежского рыбака.

По принятому среди ваххабитов обыкновению — усы у Вахи были сбриты.

"Еще один позер", — определил Абу Халид и недовольно покосился на зашедшую без стука грузинскую медсестру.

Медсестра принесла свежее постельное белье и два закрепленных на сферической пластиковой подставке флажка. Немного поколебавшись, определила флажки на сиротливо скучавший вблизи входной двери письменный стол. Аккуратно расправив их лавсановые полотнища, она пару мгновений полюбовалась получившейся картинкой, а затем согнала пациентов с их мест. Пока грузинка возилась с заменой постельного белья — Ваха откровенно пялился на ее широкий зад, непрерывно цокал языком, как заведенный подмигивал и, расправив плечи, оглаживал бороду.

Медсестра на его ужимки внимания не обращала.

Надо полагать, она к такому привыкла.

Ваха же не находил себе места — токовал как тетерев в пору цветения подснежников.

Инструктору стало неловко, и он отошел к столу и принялся рассматривать флажки. Зеленый, с красно-белыми полосами и полулежащим волком, флаг независимой Ичкерии он опознал без проблем, второй — с черно-белым прямоугольником на кизиловом фоне — надо полагать был флагом независимой Грузии.

— Какая женщина! — заметил пришедший в себя Ваха, когда заменившая белье широкобедрая грузинка, с трудом протиснувшись в дверной проем, удалилась из палаты. — Как думаешь, я ей понравился?

— Аллах запрещает осквернять себя свининой, — поддел исходившего слюной соседа Абу Халид.

— Зато он не запрещает осквернять свинину собой! — парировал Ваха и скабрезно заржал. Отсмеявшись, он поднял над головой изуродованную правую кисть, назидательно оттопырил указательный палец и, описав им широкую дугу, добавил. — Я тебе одну умную вещь скажу, только ты не обижайся: лучше качаться на мягких волнах, чем давиться жилами и костями!

— У тебя дурной вкус. Если тебя не пришибут федералы, то к сорока годам это сделают холестериновые бляшки, — пожал плечами Абу Халид и машинально пощупал новенький пододеяльник.

Судя по его радостной расцветке, а также степени накрахмаленности простыней и наволочек, к находящимся на излечении боевикам должен был пожаловать с визитом очередной высокий чиновник из грузинского правительства.

— Опять будут искать добровольцев на войну с абхазами, — подтвердил догадку Инструктора подумавший о том же самом сосед.

— Согласишься? — с вялым интересом взглянул на него Абу Халид.

— За их лари — пусть ишак воюет! — с досадой сплюнул Ваха. — А абхазов и осетинов я в деле уже видел.

— И как они? — заинтересовался Инструктор.

— Звери, — нахмурился сосед. — Если бы русские были такими — они бы любую войну за полгода выигрывали… — но, поймав ироничный прищур Инструктора, тут же вспылил, горячась, вытаращил глаза, и вскинул над головой в характерном восточном жесте растопыренную левую пятерню: — Да если бы не их лысый Миша, я бы до сих пор ходил на сейнере по Атлантике и ловил тунца, а Дудаев — командовал дивизией и летал на бомбардировщике!!! Хлебом клянусь!!!

— Оставь скумбриевых и хлеб в покое! — посоветовал не любивший показного пафоса Абу Халид и, ткнув пальцем в направлении покрасневших от прилива крови шрамов на руках соседа, поинтересовался. — А эти "украшения" ты от абхазов получил?

— Я за абхазов воевал! — возмутился тот. — Вот этими руками "грызунов" рвал!!!

— Значит, это грузины тебе палец отгрызли? — съязвил Инструктор. — Или все же слабаки-федералы постарались?

— Что грузины, что федералы — воевать не умеют, — буркнул не захотевший поддержать тему Ваха. — Но тебя, умник, думаю, тоже не конь лягнул…

— Я на грабли в детстве наступил, — обезоруживающе улыбнулся Абу Халид. — Молодой был, глупый.

Ваха шутки не оценил. Надулся, улегся на койку, с независимым видом закинул руки за голову, а вскоре и вовсе отвернулся к стене.

Часа через полтора дверь палаты снова отворилась и в нее проследовала целая делегация одетых в белые халаты посетителей. В этот раз их было необычно много: шесть человек, не считая главврача.

Вошедший первым пожилой грузин был абсолютно сед. У него были грустные водянистые глаза матерого пройдохи и неопрятно кучерявившиеся пушистые бакенбарды. Внешностью грузин чем-то напоминал недавно убитого премьер-министра Израиля Ицхака Рабина.

Вслед за седым, оттеснив главврача плечом, протиснулся давний знакомый Абу Халида — Руслан Гелаев. Руслан по своей извечной привычке был одет в камуфлированную униформу, но из-за отливавшей рыжим глянцем аккуратно остриженной бороды Инструктор признал его не сразу. Остальных спутников седого Абу Халид видел впервые, но по характерным вислым носам сразу определил — местные.

— Здравствуйте… — сказал седой бесцветным тусклым голосом и одобрительно посмотрел на флажки.

— Здравствуй! — ответил ему Ваха. — Как спалось? Кошмары и запоры не мучили?

— Э-э-э… — растерялся седой и, обернувшись к своей свите, уточнил. — Шутит, да?

Свита угодливо заулыбалась, а Гелаев, особо не скрываясь, показал Вахе кулак.

— Он контуженый. Еще не отошел, — извиняющимся тоном пояснил седому Руслан. — Сам не понимает, что говорит.

— Воевал? — уважительно взглянул на Вахины шрамы и наколки седой.

— В нарды играл, — буркнул уязвленный Ваха. — Кто бы мог подумать, что это такая опасная игра!

— Шутит! — окончательно определился седой. — Это хорошо! Любое дело надо делать шутя. Вот и у меня к вам дело…

Он подошел к свободной койке и уселся на нее. Седому тут же подали раскрытую кожаную папку. Он заглянул в нее, печально покачал головой и, взглянув на главврача, поинтересовался — нет ли у того каких-либо срочных дел где-нибудь вдалеке от этого места.

Главврач кивнул, сделал озабоченное лицо и с явным облегчением покинул палату.

Седой удовлетворенно улыбнулся и снова заглянул в папку.

— Садулаев Ваха Магомедович? — уточнил он у Вахи и, не дожидаясь ответа, зачастил: — Уроженец Хасавюрта, образование среднее техническое, служил мотористом на эсминце. После увольнения из армии был боцманом на рыболовецком сейнере. В 1991 году в Мурманске с группой земляков ограбил ювелирный магазин. Бежал из-под стражи, убив охранника и следователя и прихватив около килограмма вещественных доказательств в виде ювелирных изделий из драгоценных металлов. Скрывался в Чечне. С августа 1992 года воевал в составе "абхазского батальона" Шамиля Басаева против Грузии; начиная с 1994 года, неоднократно участвовал в боевых столкновениях с федеральными войсками Российской Федерации. Разыскивается Прокуратурой РФ за причастность к пыткам и расстрелам военнопленных и заложников, а также за участие в грабежах и актах мародерства. Множественные осколочные ранения приобрел уже в Грузии, в тренировочном лагере в Панкиси, разбирая в пьяном виде наступательную противопехотную гранату. Все верно, ботоно? — участливо поинтересовался у насупившегося Вахи седой.

— Мурманск! — буркнул Ваха.

— Что?.. — не понял седой.

— Ударение неправильно, — пояснил боевик. — Моряки говорят — "Мурманск".

— Так то моряки… А какой из тебя-то моряк? — равнодушно заметил седой. — Был когда-то боцман — стал душегуб. Возражаешь? Или не по твою душу из Москвы пришла эта бумага?

И он, переложив в папке пару листов, принялся монотонно зачитывать Запрос Генеральной прокуратуры РФ о выдаче Вахи российской стороне. Затем зачитал ответ Министерства юстиции Грузии о том, что в результате проведенных этим Министерством оперативно-розыскных действий Садулаев Ваха Магомедович на территории республики не обнаружен.

— Ответ еще не отправлен. Но его отправка и собственно текст зависят от того, договоримся мы или нет… Будет справедливо и правильно, если те, кто помогал отторгать от Грузии ее исторические территории — теперь помогут ей их вернуть…

Ваха сразу все понял.

— Что надо подписать? — спросил он спокойным голосом.

Его отношение к происходящему выдала лишь обильно проступившая на лбу испарина.

— Махмуд Дударов, он же Абу Халид ибн Фагиз?.. — обратился к инструктору седой, дождавшись, когда хмурый Ваха распишется на поданном ему листочке.

— Я буду вам благодарен, — перебил его Инструктор, — если вы избавите меня от необходимости убивать этого дурака и ваших спутников, а также подписывать какие-либо бумаги.

— Да-да, конечно… — сразу же согласился седой. — Более того — вы зря так беспокоитесь! В моей папке о вас нет ни слова!

Он выразительно взглянул на Ваху и тот пулей вылетел из палаты. Вслед за Вахой, поймав кивок своего босса, поспешили выйти и сопровождавшие седого грузины.

— К вам, уважаемый Абу Халид, у нас будут совсем другие предложения. Непосредственно по вашему профилю. В Панкисском ущелье создается тренировочный центр. Ботоно Реваз, — кивнул седой в сторону Гелаева, — вам все объяснит. В случае согласия, вы получите грузинское гражданство и полную свободу перемещений. Материальная сторона дела, думаю, вас тоже не разочарует. Мне же остается лишь откланяться и пожелать вам скорейшего выздоровления.

— Кто он, этот седой?— спросил Абу Халид Гелаева, когда его собеседник покинул палату.

— Халид, ты идиот! — заржал Руслан. — Не узнать "Белого Лиса"!.. Точно — идиот! — и, отсмеявшись, добавил. — Находясь в гостях, надо знать хозяина дома в лицо!

— Ты хочешь сказать, что такой человек будет лично заниматься вербовкой такого дауна как Ваха?

— Я хочу сказать, что засвеченного до печенок Ваху к тебе подсадили, чтобы произвести впечатление. На самом деле они ничего о тебе не знают. Кроме того, что ты из "Аль-Каиды" и вместе с Хоттабом был первым инструктором на базе "Саид ибн Абу Вакас" в Сержень-Юрте и в Абуджафар-лагере. Но у "Белого Лиса" идея-фикс — создать собственный учебный центр по подготовке диверсантов. Недавно начальник его службы безопасности устроил на него неудачное покушение и сбежал к русским. С тех пор всеми вопросами Панкиси "Лис" занимается лично. Никому не доверяет. А Ваха… Ваха похож на Хоттаба. У него даже пальцы на той же руке оторвало. Когда Вахе покрасят голову, исправят нос и уберут пару шрамов — их будет не отличить. Хоттаб хороший инструктор. Как только он согласится работать в Грузии — федералы найдут труп "Однорукого араба" в горах вблизи Ведено и отпразднуют очередную "победу над терроризмом". А Хоттаб… Кто его потом будет здесь искать?

— У Вахи все руки в наколках, — заметил Инструктор.

— Значит, вместе со шрамами, со шкуры этого барана срежут и наколки, — пожал плечами Гелаев.

— Зачем тогда был нужен цирк с вербовкой и Абхазией?

— Ну… Просто Хоттаб далеко. И пока еще не согласился, — улыбнулся Руслан, — а абхазы — рядом. И уже "Белому Лису" насолили, — и, совершенно не к слову, добавил. — "Лис" недавно насчет меня с Яндарбиевым договорился. На днях возвращаюсь в Ичкерию. Буду вице-премьером в новом правительстве. А тебе "Лис" предлагает не только работу инструктором, но возможность хорошо заработать. Сразу полмиллиона. Вот фотография. Это тот человек, что его обидел. Есть данные, что он сейчас живет в Дамаске.

Инструктор взял карточку. С фотографии на него смотрел широкоплечий улыбчивый человек с умными пронзительными глазами. За полтора десятка лет, прошедших с момента их встречи в Кандагаре, служивший тогда в отряде специального назначения круглолицый Игорь Гиоргадзе заметно раздался вширь и поседел. Не изменился он в одном — от его облика по-прежнему исходила нешуточная угроза. Это чувствовалось даже по снимку.

Меньше всего Абу Халиду хотелось встречаться с этим человеком снова.

— Хорошее лицо, — сказал он Гелаеву, возвращая снимок. — Запоминающееся.

— Соглашайся, — спрятал фотографию в карман куртки Рустам. — Сработаешь как надо, "Лис" и тебя большим человеком сделает. Хочешь, помогу потом купить дом в Рустави? Хозяйку себе туда найдешь… Соседями будем.

— Смотрю, ты здесь высоко летаешь... Даже на местное имя откликаться стал … — ушел от ответа Абу Халид.

— По здешнему паспорту я теперь Реваз Гелиани, а после хаджа — Хамзат, — пояснил Гелаев. — Сам пока путаюсь. Ну, так что — дом покупать будешь? Купи мой — недорого отдам. Впрочем, нет — я его себе на всякий случай оставлю. Мало ли как дела в Джохаре обернутся.

— Покупать дом и заводить семью стоит лишь в спокойной стране. Однажды "Белого Лиса" скинут с трона конкуренты или сердечный приступ, и ты останешься без покровителя, без дома и без денег. Не боишься, что когда русские пришлют за тобой такую же, как и на Ваху, бумагу — новые власти тебя просто продадут? Недорого. За уже объявленную за твою голову цену.

— Не боюсь! — вскинул пока еще не оцененную голову Гелаев. — Побеждает тот, кто ничего не боится!

— Ты не прав, Хамзат, — заметил ему Абу Халид, — побеждает тот, кто боится Аллаха.

***

Перенеся две не совсем удачные пластические операции в Тбилисской хирургии, и получив на руки грузинский паспорт, Абу Халид не стал дожидаться ни наверняка посланных по его следу кровников, ни готовящегося нападения на Абхазию. Мысленно послав своего бывшего амира в Аид, к заждавшемуся племяннику, он купил билет на самолет и вылетел в Киев.

Безвизовое сообщение между Украиной и Грузией оказалось как нельзя кстати.

Не задерживаясь в украинской столице, бывший чеченский моджахед направился в Крым. О том, что там, под прикрытием крымско-татарского Меджлиса, действует набирающее силы ваххабистское подполье — не было известно только ленивому.

Когда не говорящий на грузинском Ираклий Бесалашвили, так теперь звали Абу Халида, хлопнул своим грузинским паспортом о стол исполнительного секретаря крымского Меджлиса и заявил, что хочет получить работу, тот не удивился.

Надо полагать, он к такому привык.

Лениво полистав исписанный закорючками грузинского алфавита паспорт, секретарь пожал плечами и, не глядя в глаза украшенному недвусмысленным рубцом киллоидного шрама собеседнику, поинтересовался — какую работу тот хочет получить от Меджлиса.

— Убивать неверных! Ничего другого я не умею! На первых порах согласен делать это за гривны… — обезоруживающе улыбнулся ему Абу Халид.

То, что их разговор велся на русском языке, обоих собеседников не смущало.

На неисповедимых путях Джихада случается и не такое…

***

Закончившие тренировку мальчишки долго не решались обратиться к погрузившемуся в воспоминания Муаллиму. Но затем один из учеников, тщательно затоптав выкуренный до самого фильтра окурок, все же подошел к нему и, помявшись в нерешительности, осторожно кашлянул — уходить без разрешения было бы чревато.

Дисциплина.

Причину появления в поле зрения одного из своих подопечных Абу Халид понял и без слов.

— А-а-а… Абдулла…— улыбнулся он еще месяц назад звавшемуся Станиславом мальчишке и, кивнув в сторону продолжавшего наносить удары Богдана, распорядился. — Хоттаба не забудьте!

Вскоре закончившие занятия подростки покинули тренировочный лагерь.

До ваххабистского мятежа в Крыму оставалось семь лет...

2009