... На Главную

Золотой Век 2009, №4 (21).


ПОЭЗИЯ.


Олег Блажко.


В конец |  Предыдущая |  Следующая |  Содержание  |  Назад

БРИЛЛИАНТОВЫЙ ПУДЕЛЬ


Михаил Афанасьевич, время под утро застыло,

а потом возвратилось к событиям, бывшим вначале.

Ощущение - словно прицелился кто-то в затылок.

И сейчас хлопнет выстрел, осечка случится едва ли.


Вы же знаете, как это - видеть вперёд на три хода,

завтра финиш игры, и победа отнюдь не у белых...

Сложат шахматы. Будет надолго паршивой погода -

и её не исправишь. Нельзя ничего переделать.


Тяжелее гранита, мертво словотворчество судей,

пробил час и пролито вино, как впоследствии масло.

На Владимирской Горке стоит бриллиантовый пудель.

А Владимира нет - это солнце сто лет как погасло.


Мы в Андреевской церкви надежду и веру отпели,

захлебнулись в любви с надоедливым привкусом гари,

звали ангела вниз, и добились - на вербной неделе

прямо с неба сошёл настоящий полковник Гагарин.


Он воскликнул: "поехали!". И улыбнулся. И канул.

И вполне вероятно, что тоже по лунной дороге.

Говорят, был замечен чуть позже в степях Казахстана,

но, наверное, врут - у нас каждый "соврамши" в итоге.


Михаил Афанасьевич, где Вы? И пишется что Вам?

В доме Вашем покойно и тихо. И окна открыты -

жизнь течёт, как прохлада и свежесть из сада пустого.

Охраняема той, кто когда-то звалась Маргаритой.


Ну, а наша флотилия бродит извилистым курсом.

Повседневность не краше упившейся насмерть старухи.

И всё реже и реже я вижу фигуры най-турсов.


Чаще швондеры здесь.

Алоизии.

И варенухи.


ТЫ В СТОРОНЕ…


Ты в стороне и ни при чём,

когда вокруг бои и схватки -

умней всего вернуться в дом.

Повременить - и всё в порядке.


Есть очень верные слова:

важней здоровье, силы, нервы,

и быть одним из большинства,

с надеждой стать одним из первых.


Важней - уметь терпеть и ждать,

и тормозить на поворотах.

Взгляни в окно - за ним опять

в расход пустили Дон Кихота.

Он, словно разум потеряв,

сгорел за день. Бесцельно. Даром.


"Лишь тот, кто выжил, тот и прав..." -

напишет Санчо в мемуарах.


И я уверен - ты из тех,

кому судьба быть в круге света,

вполне бесспорен твой успех

и ясен вес авторитета,

и ты ни разу не упал,

и был расчётлив и спокоен,

и ждёт в итоге пьедестал,

ну, или что-нибудь такое.


...Всё хорошо. Но почему

мне в этом чудится болото?..

Твоей руки я не пожму.


...Пожать бы руку Дон Кихоту.


Екатерина II


Екатерина Вторая, к утру Сечь сгорела.

Вывезли всё, что могли, остальное - воронам.

Тех, кто остался - в холопы. Понятное дело,

земли отходят Российской Империи. Трону.


Малость пожгли по пути ещё. Так себе. Хаты.

В духе петровом виктория - сходу и сразу.

Радость победы российского чудо-солдата

подкреплена императорским чётким указом.


Пусть по шинкам произносится мрачное: "кляті…",

пусть освящают ножи - всё, что было, то сплыло.

Столько навито верёвок, что каждому хватит.

Век просвещения также не беден на мыло.


Век Золотой. Обретение новых колоний.

Дружба народов крепчает от визга картечи.

Позже припомнят России. Припомнят короне.

Время глядит равнодушно и вовсе не лечит.


Сеяли долго. Взошло. Да бурьян, а не жито.

Мир переменчив, достаточно смутен и тесен.


Екатерина Вторая в металле отлита.

С тем, чтобы гордо торчать в Украине. В Одессе.


СОРВИ СО СТЕНЫ КАЛЕНДАРЬ…


Сорви со стены календарь - он бессмысленно врёт.

И дело не в датах. Скорее в отсутствии дат.

Мы самозабвенно растили себе огород,

и он заменил расцветавший здесь некогда сад.


Захлопни тетрадь. Спрячь подальше в столе. Под замок.

Не будет плодов - силы отданы росту ботвы,

и что до неё - тут порядок. А прочий итог:

стихи не иссякли, мой ангел. Всего лишь мертвы.


Поэзии нет. Ослепительно белый корвет

и ветер, поющий рассветному зареву в тон -

халтура фотографа. Карточка с текстом: "привет…" -

дешёвая радость курортника. Рыхлый картон.


На наших победах товарный ярлык "зауряд".

Киты и акулы по-честному - мельче плотвы.

Парад обывателей - пыльный и серый парад.

Ты пишешь стихи, но стихи в наше время мертвы.


Пророки, шуты, врачеватели страждущих душ -

герои домашних легенд - легион, без числа.

И каждый, готовясь тянуть, ухватился за гуж.

С упрямством, сияющим ярче упрямства осла.


Молчание лучше всего, но не легче креста -

натянутый лук, и нельзя удержать тетивы.

Мелодия, - слышишь? - одна. И на всех. И проста:


мы так же, как наши стихи, безнадёжно мертвы.


Империя льдин. Конечная.


Задёрнуты шторы. И прячась от света

поймёшь - ничего не вернётся назад.

Не то, чтоб трагедия виделась в этом,

гораздо точнее сказать, что не рад

нехитрому факту: минуя вокзалы

твой скорый забрался в империю льдин.

И там, в тупике, поутру оказалось -

в вагоне безлюдно. Ты ехал один.


В купе на стене фотографии. Лица.

Всего лишь бумага. Зови, не зови…

И пристально смотрит портрет проводницы -

осколок случайной короткой любви,

которая сгинула где-то в дороге,

из тамбура спрыгнув на полном ходу,

теперь для других берегут её боги -

до срока отводят тоску и беду.


Погашены топки в помятых титанах,

где раньше бурлил и шумел кипяток,

остались в мечтах континенты и страны -

хотелось увидеть, но так и не смог.


Остались неспетыми лучшие песни -

и полупустая скучает тетрадь,

слова умирают, и им не воскреснуть.

Нельзя возвратить. Можно только терять.


Мобильный молчит. Так положено. Вроде.

Архив смс - беззастенчиво чист.

Ночами бесшумно по поезду бродит,

погибший пять станций тому, машинист -

в фуражке с кокардой и в синем мундире,

прозрачен и бледен, как призрачный сон…


Задёрнуты шторы. И, прячась в квартире,

поймёшь, что последний прошёл перегон

твой скорый, где воют и воют метели…


И пусть в этом городе нынче жара -

лежит серый иней в купе на постели.


Ничто не вернётся.

Всё было вчера.


ДОЖДИТ ВЕСНА…


Дождит весна. Не деться никуда

из области, где солнце вне закона.

Владеет миром сонная вода,

текущая по крышам и балконам,


по стенам вниз. И дальше вдоль дорог.

А в лодке - день. Прилёг на дно и дремлет -

изгнанник на безумно долгий срок

в чужие и неведомые земли.


В которых жизнь иная. Край богат.

Восход теплее. И, возможно, краше.

И мягким светом стелется закат.

И нас там называют кратко: "рашен".


С той стороны едино, всё равно -

Саратов, Брест, Полтава - как в тумане.

Везде один и тот же проливной.

И льёт, и льёт. Никак не перестанет.


И я не верю в радостный сюжет -

что дождь пройдёт и будет по-другому.


Уехал бы.

Но Киева там нет.

А это значит - для меня нет дома.


2009


К началу |  Предыдущая |  Следующая |  Содержание  |  Назад