• Новости
• Спонcорам
• Библиотека
• Авторы
• ФОРУМ
• Реализация
• Реклама
• Предприятие

"Весной 1920 года, именно в марте, именно 22 числа" так начинается рассказ "Крысолов" А. Грина, опубликованный в марте 1924 года один из лучших, по единодушному мнению современников. Правда, никто из них не сказал почему.

Действие рассказа происходит в Петрограде.

А что же происходит в это время в реальном Петрограде? 7 декабря 1917 года большевистской властью была учреждена Всероссийская Чрезвычайная Комиссия для борьбы со своими политическими противниками. Она руководствовалась простым принципом: кто не с нами, тот против нас (В.Ленин). Это значит, что тот, кто против большевиков подлежит уничтожению как классовый враг.

Средством уничтожения был избран террор против граждан России, не примкнувших к большевикам, ужасы которого описаны в книге известного российского историка С. Мельгунова "Красный террор в России. 1918-1923" (Берлин, 1923).

Он приводит, в частности, по Петрограду такие данные: в ответ на убийство 17 августа 1918 г. социалистом Каннегиссером народного комиссара Северной Коммуны, руководителя Петроградской Чрезвычайной Комиссии М. Урицкого было расстреляно около 1300 человек из числа небольшевиков. Этот террор в Петрограде наблюдал до лета 1919 года А.Грин, проживающий там в то время.

Конечно, писатель не мог одобрить террор большевистской власти, суть которого можно выразить словами Руны Бегуэм, "крупной душе, легшей ничком" из "Блистающего мира", сказанными при виде мертвого врага Друда: "Вот он враг мой. Земля сильнее его; он мертв, мертв, да; и я вновь буду жить, как жила".

Об этом свидетельствует немало фактов.

Например, факт биографии писателя, о котором он поведал в рассказе "Тюремная сторона".

В 1902 году А.Грин был принят на службу в армию. О ней он и написал в рассказе: "Моя служба прошла под знаком беспрерывного и неистового бунта против насилия". Неистовый бунт против насилия превратился в жизненную позицию писателя. Неслучайно А. Грин говорил: "живу с кем и как хочу" [Цит. по: 1, 115] (О чем можно узнать из рассказа старого журналиста Н. Вержбицкого, в котором он передает разговор с А. Грином в 1918 году о насилии революционных матросов над офицерами, не принявших революцию. Однажды А.Грин пристально посмотрел в глаза Н.Вержбицкому и сказал: "Ты одобряешь матросов, которые привязывают камни к ногам офицеров и бросают их на съедение рыбам?". Тот ответил вопросом: "Кажется, тебя самого в Севастополе командир корабля хотел отправить в гости к рыбам за твой строптивый нрав?"

А. Грин промолчал.

Следует отметить, что А. Грин промолчал не случайно.

Как документально установил севастопольский художник В. Адеев - исследователь жизни А. Грина в Севастополе в 1903 году - А. Грин был арестован за революционную пропаганду. Адвокат А. Зарудный, защищавший А. Грина в суде, посоветовал ему не признаваться в пропаганде. Ввиду этого губернатор обещал А. Грина сгноить в тюрьме. Это обещание расправы вне суда с мятежным А. Грином и стояло за словами Н. Вержбицкого. Н. Вержбицкому, заключал он, стало ясно, что А. Грину претит всякая жестокость, несмотря на то, что он сам многие годы был жертвой этой жестокости [2, 158]).

Смысл такой позиции писатель изложил в рассказе "Отшельник Виноградного Пика", где представился человеком, который "заблудился в истине". В поисках ее А. Грин остановился "на точке зрения гордости". Суть ее в том, что "следует жить густо и смело, как свойственно человеческой природе". Ибо "время жизнь". Надо "есть много и вкусно, спать крепко, любить горячо и нежно, в дружбе и любви идти до конца; на удар отвечать ударом, на привет приветом, и все, что не оскорбляет и не обижает других, разрешать себе полной рукой".

Как же удавалось А. Грину "разрешать себе полной рукой" в условиях жесточайшего террора большевистской власти?

Ответ можно найти в отрывке из чернового наброска, по-видимому, начала феерии "Алые паруса", "…Сочинительство всегда было внешней моей профессией…"

В нем А. Грин писал, что его настоящей внутренней жизнью был "мир постепенно раскрываемой тайны воображения", в котором "звучало все, отброшенное земными условиями", характеризуемыми "дрянью и мусором невысоких построек" [3, 427].

Именно такая характеристика была применима к советской власти, к десятилетию которой А.Грин написал сатирическую поэму "Бубенцов" (она впервые была опубликована в 2006 году научным сотрудником Феодосийского литературно-мемориального музея А. С. Грина Л. Д. Ковтун [4]).

В ней мы читаем:

Я скромен, но глаза имею,

Все непорядки вижу, и

Что не начальник я жалею,

Мои глаза враги мои.

Что же глаза показали Бубенцову? Конечно же "дрянь и мусор невысоких построек". Читаем далее:

Но даже в общей атмосфере

Хоть на проспекте Октября,

Как выйдешь вечером

потеря

И времени, и денег зря.

Тут хулиганы мрачно

бродят

Да пьяные "Идем!" орут,

И всякий критику наводит

На им же потребленный блуд.

Ясно, что с такой оценкой большевистской власти ("Страшный мир свирепствует вокруг" (Грин А. С. Дверь открыта, лампа зажжена…, 8 марта 1921) писатель подвергался риску быть репрессированным. И он репрессии практически не смог избежать. По сути большевистская власть подвергла его репрессии, но в виде голода.

Об этом мы узнаем из заседания Правления Всероссийского союза советских писателей, на котором было рассмотрено заявление А.Грина о предоставлении ему материальной помощи от 26 августа 1931 года. По этому вопросу выступила писательница Л. Сейфуллина, заявив: "Грин наш идеологический враг. Союз не должен помагать таким писателям! Ни одной копейкой принципиально!"

Мнение Л.Сейфуллиной, вспоминает писатель Д.Шепеленко, было принято восторженно и Грин умер без помощи… [Цит. по: 5, 63. (В 1933г. Л.Сейфуллина утверждала: "Таких писателей как А. С. Грин, во всем мире не больше десятка")].

Но в стране воображения А.Грин жил "густо и смело" по нравственному закону сплава, где ничто не угрожало ему, все власти и суды мира, вопли "одиноких сердец и стальное рыканье государства… могли бы, даже заполнив вселенную высшими проявлениями могущества, стать по отношению к этому нравственному закону лишь в положение пассивного зрителя. Мы назовем этот закон любовью к сплавленному с душой" [3, 427].

Вот эту "любовь к сплавленному с душой" Крысолова и защищал от большевистских репрессий герой рассказа. В этой связи нельзя согласиться с оценкой "Крысолова" литературоведом А. Варламовым. "Крысолов" пишет он, рассказ не о крысах, не о любви, не о революции и голоде, хотя все это тут есть. "Крысолов" рассказ об одиночестве, о его "холодной пустыне" [1, 260].

Неверная оценка "Крысолова" А.Варламовым, обусловлена, думается, тем, что им не принята во внимание независимость от власти любой природы всего, что "шествует и звучит в странах воображения".

А в этих странах "армия фаворитов частенько принимала с почтением в свою сверкающую среду таких малопочтенных сочленов, как цвет песка или тон удара по дереву" или, можно добавить, крысоловка "небольшая доска, на которой, сжатая дугой проволоки, висела огромная, перебитая пополам черная крыса".

Но, замечает писатель, в "дальнейшем не потребуется сухого перечисления. Мы лишь проводим разделяющую черту. С той и другой ее стороны постепенно, из смутных теней, мимоходом брошенных нами, встанет неотвратимо существующее (подч. мною В..Д.) на полях внутренней жизни". Это существующее есть воплощение неуклонного закона любви к сплавленному душой [3, 427 428].

Именно этот закон определяет действия героя в "пустующих палатах Центрального Банка, где двести шестьдесят комнат стоят как вода в пруде, тихо и пусто".

В этом можно убедиться из такого эпизода рассказа.

Когда герой рассказа стремился к месту опасности для девушки, о которой он "думал красивыми и трогательными словами" и ее отца-крысолова, несся безумным шагом, резким, как бег, он был обогнан девушкой, которую мгновенно узнал силой внутреннего толчка, равного спасению.

Великая растерянность, но и величайшее спокойствие осенили героя. Он смотрел на это потерянное было лицо с верой в сложное значение случая, с светлым и острым смущением. Он был так ошеломлен, так внутренне остановлен ею в стремлении к ней же, но при обстоятельствах конца пути, внушенных всегда опережающим нас воображением, что испытал чувство срыва милее было бы ему прийти к ней, т у д а. Но в это время она ему говорит: "Я вам скажу все. Я много думала о наших отношениях. Знайте: я вас люблю".

Произошло подобное остановке стука часов. Герой остановился жить душой с ней в эту минуту. Она не могла, не должна была сказать так. Он распознал в лике девушки крысу-оборотня. И тогда герой рассказа сказал ей: "Нет, ты не обманешь меня, она там. Она теперь спит, и я ее разбужу. Прочь, гадина, кто бы ты ни была".

Так закон любви к сплавленному душой помог герою рассказа избежать роковой ошибки. Отсюда видно ошибочность взгляда А.Варламова на "Крысолов": не может человек, направляемый любовью к сплавленному душой быть одиноким.

Этот же закон позволяет раскрыть тайну двух персонажей "Крысолова" Освободителя и Крысолова участников "цепи громких невероятий", случившихся с героем в пустых помещениях Центрального Банка.

Освободитель гадина, враг всех мирных жителей Петрограда.

Об, этом свидетельствуют хотя бы его глаза, наделенные "зрачками с бешеной полосой белка над их внутренним блеском"1.

Герой рассказа не хочет встречаться с этими глазами и просит об этом бога.

Очевидно, он предпочитает иметь дело с прямыми глазами, которые служили бы ему отдыхом, как глаза Эли Стара служили отдыхом Генникеру в рассказе "Путь".

Врагами всех мирных граждан Петрограда в то время были чекисты. Поэтому Освободитель несомненно был одним из вождей новой власти, направляющего их действия.

Был ли Освободитель умным?

Похоже, что нет, если принять во внимание, что писатель наделил черты лица девушки крысы, в которую обернулась крыса, тупостью.

Ум Освободителя можно охарактеризовать так, как охарактеризован был одним из игроков в карты ум гениального изобретателя метода беспроигрышной колоды карт из рассказа "Гениальный игрок": "Ум, направленный к пошлости, сказал этот игрок изобретателю, талант хама, гений идиотизма… В вашем лице я встречаю гнусный маразм, отсутствие воображения и плоский расчет. Игра прекрасна только тогда, когда она полна пленительной неизвестности. И жизнь то же. То и другое вы определили бухгалтерским расчетом".

Не будет большой ошибкой сказать, что большевистские лидеры имели талант хама и были гениями кошмарного идиотизма2.

И так же, как гениальный изобретатель проиграл порядочному человеку и, по условию игры, умер, так и большевистский лидер "Освободитель" должен был проиграть Крысолову, представителю по настоящему умных и порядочных людей в России, и закончить свою жизнь в крысоловке, как коварное и мрачное существо, "овладевшее силами человеческого ума".

Описание А. Грином природы Освободителя, как вида грызуна "так называемой черной гвинейской крысы… который редок в Европе, подразумевало образное описание природы большевика, захватившего в России власть.

В статье "Скромное о великом", с посвящением "Памяти Л. Н. Толстого", опубликованной в сентябре 1918 года, А. Грин писал по этому поводу: "Россия в настоящее время переживает период мучительной, героической борьбы с самой собою, с своим прошлым. Лик ее затемнен ударами и искажениями".

Эти удары и искажения, затемняющие лик России, наносили большевики, подобные черным гвинейским крысам.

Эта идея скрыта в необычном сюжете "Крысолова", где суть образа Крысолова содержится в словах писателя о Л. Н. Толстом: "нужно всем нам вспомнить от Л. Н. Толстого о том, какая она, эта Россия, в своем духе и сущности, в целях своих и силах, чтобы, оглянувшись на великое и прекрасное, идти далее по трудному пути с надеждами укрепленными".

Но для этого необходимо было прихлопнуть в крысоловке истории большевизм.

Это и было сделано в России, но через почти 70 долгих и мучительных лет. В 1991 году Президент России провозгласил: "Народ России сбросил оковы семидесятилетнего рабства" [5].

Так свершилось необычное предвидение А. Грина о будущем конце большевизма в России.

Литература

7. Газета «Известия». М. 1991. 24 августа.

2009