|
|
ГЕРБАРИЙ
Когда из окон — пошире степи —
Стоят химеры, летят амуры,
Сложи гербарий великолепий
Венцов вокзальной архитектуры:
Мелькнут колонны, мелькнут ступени,
И надпись эта, а там — иная.
И лучшим поводом для решений
Всегда пребудет аккорд финальный.
Затем, что больше ничто не держит.
Утихнут звуки прощальным стуком.
И тот остался навеки прежним,
Кто съеден временем и разлукой.
А все, что кроме — корежат сроки:
Стареет лето и морщит листья.
И свет, что чистым был и высоким,
Сегодня — сполох дурацких мистик.
И едешь, мучась комками чтива,
Поганым чаем, вчерашним светом.
И понимаешь — кобыла сива
(бормочет сказки, жует билеты,
Чинит бесчинства. Но все подале...)
И круги рая все ближе к телу.
На каждом маленьком, но вокзале
Любовь немного, но погорела...
И в сирой пыли его эклектик
Она летала, что голубь серый...
Гербарий, хроник мой, эпилептик
Забился в памяти оголтело...
И В КРАНЕ ВОДА...
И в кране вода, и на улице март.
И свет, и тепло коммунального быта.
В подъезде на стенах сменяется мат
классическим сердцем, стрелою пробитым.
И в лифте сплетаются шлейфы духов,
а выйдешь на улицу — слепнешь от ветра.
Дворового счастья нехитрый улов
весна, будто фокусник, вынет из фетра.
На детской площадке с утра до темна
идёт репетиция будущих вёсен.
Вдыхаешь и чувствуешь — клетка тесна,
и сердце её обязательно бросит…
ПЕРВЫЙ СНЕГ
Вот зима поместилась в оконный квадрат.
Первый снег — мой герой, и товарищ, и брат —
пролетая меня, он еще не земной,
на шестом этаже замечаемый мной.
А потом пролетающий пятый этаж —
где растенье в горшочке и с ним карандаш,
подпирающий ствол. Продолжая полет
снег летит на четвертый — где кошка живет,
подоконник согрев меховою собой.
Третий глухо зашторен, но светел второй,
где не спят, и коньяк, и плохое кино —
но кино только фон, потому все равно.
Дальше первый — контора, кафе, гастроном.
Снег, снижаясь парит над безлюдным двором.
И касается робко осенней земли —
а она говорит — слишком рано,
умри.
БЕЗДОРОЖНОЕ
Как странно, как необъяснимо
Вращается время назад.
И вот позапрошлые зимы
Вернулись и снова грозят
Заставить, загнать, заморозить,
Подвергнуть холодной войне
И ржавые ленты полозьев
Пустить по своей целине.
Выхаживать тонкую тропку -
С боков по колено снега,
Где зыбко, и мягко, и топко.
Дорога теперь дорога.
Повсюду метет... Бездорожье.
И глина, и колотый лед.
Все лето ты запросто прожил.
Готовься, что наоборот
Отныне. Придется бороться
За каждый беспомощный шаг.
И вьюга поющая - моцарт,
А ты - будто вьючный ишак...
В смешно нахлобученной шапке,
С мешком на усталом горбу.
Снежком запорошенный, шаткий
Зимы записной атрибут -
Фигурка в пространстве пейзажа.
Чернея маячит вдали.
Отчаянный, маленький, ражий.
Живучий, что ни говори...
ЗИМНИЕ ПИСЬМА
Олегу Блажко
мой милый, плакать не зазорно,
а иногда — необходимо.
в краю, где вечно длятся зимы,
из лексиконов полусорных
легко лепить стишки пустые
и наполнять солёной влагой,
когда до счастья за два шага
мой свет предательски остынет...
***
родная, солнце светит плохо,
сугробы сникли и раскисли.
я в гастрономе тот же рислинг
беру, и память мне по крохам
тебя — то запахом, то жестом —
являет. скупо, но отрадно.
я всё храню твою помаду
и каждой вещи знаю место...
***
мой милый, письма ходят мерзко —
виной снега до крышки мира...
на островок твоей квартиры
нечасто Бог наводит резкость.
и в этом фокус нашей драмы...
в моём дому пригрелись мыши,
они глядят — хозяйка пишет,
и слышат — ветер свищет бранно.
***
родная, скользкие дороги —
причины пробок и аварий —
весь город смяли и порвали
на лоскуты дворов убогих.
а я держусь пока что, в целом.
терзаю свой почтовый ящик.
но почтальон — большой обманщик —
рекламу носит. надоело...
***
мой милый, нынче прочитала
твоё — про рислинг и помаду.
представь, наследству или кладу
была бы рада очень мало.
а вот письму! в такую зиму
надежда — только сны и почта.
я знаю — встреча будет точно.
но ждать-то как невыносимо...
СЮЖЕТ
Ещё рассвет. Грядущее сокрыто.
Все те, кто будут - спят и видят сны.
И нет ни королей, ни фаворитов,
- а где они?
- ещё не влюблены…
Тяжелой книги сомкнуты страницы.
Есть только пыль и чёрный корешок,
И нежный сон. Да им и не приснится!…
- как всё идёт?
- пока что хорошо…
Цветущий луг, летящие качели.
Горячий хлеб. Томленье. Молоко.
Но холод пробужденья дует в щели.
- и где теперь?
- теперь недалеко,
Ещё в покое, в коконе из шёлка…
Но девочка встает из-за стола
И чтенье наугад хватает с полки,
Не ведая, что вечное взяла…
И вот в часах шевелится кукушка,
И, просыпаясь, шепчется песок,
И сердце вырывается наружу,
В цветущий луг солёною росой.
И вот, гляди - закат, огонь и трубы…
Быть королевой, равно что рабой…
И всё же Генрих голову отрубит.
- не за любовь ли?
- нет - за нелюбовь
ЕДКОЕ ПРОЗАИЧЕСКОЕ
Что за прелесть — писанье прозы, сочинение ёмких фраз.
Описание коматоза, поглотившего классных нас.
Кабы ни было этой бури, кто бы подал стакан воды.
Обращаются феи в фурий, облетают к чертям сады.
И всё движется дальше, дальше, без патетики и вреда,
Офигительно стройным маршем в офигенное никуда.
Не поспели плоды к обеду, но плодятся слова, слова…
Прошептавшему слово «кредо» да откажет не голова,
А хотя бы, ну скажем, баба. Это лечится легче и
Разгоняет сюжет неслабо — то и пишется, что болит…
Тем и бредится, что неймётся. Что за прелесть — вертеть судьбой,
Затмевая кому-то солнце, выключая, как свет, прибой.
Потому что у книжных тварей ни защитников нет, ни сил
Уберечься. В каком кошмаре, кто для них сочинять просил
Катастрофы, крушенья, встречи, попаданья в чужую степь,
Где роману финал начерчен на последнем его листе.
Что за радость — себя не помня, быть «вовне» и возможно «над»,
Кто придумал себе не ровню, тот и сам был тому не рад…
Что за кара — в решётку строчек не вместить, аки зверя в клеть,
То, что просто дошёл до точки… Потому и зарёкся впредь…
КНИЖНОЕ
Во тьме живут иные существа,
Скорей всего неведомы науке.
И вот шуршит бумажная листва,
На ней дрожат впечатанные звуки —
Они шипят, и ластятся, и лю…
И хороводят маленькие тайны.
Закрой глаза — сама себе салют,
Открой глаза — здесь тихо и печально...
Такие сны. Такое ничего.
Такая ночь, что хочется напиться.
И домовой, живой и меховой,
Листает шумно пыльные страницы —
Вот здесь весна. Случайное тепло.
В расстегнутом пальто бродить без цели.
Дышать весной. Дороги развезло.
Да и мечты всё то же претерпели…
Вот здесь январь. Весёлый снежный скрип.
Мороженное кушать на морозе,
Забросив на неделю буквари.
Вся жизнь игра, где каждый виртуозен.
И сказочник приходит и глядит —
Тепло ли нынче девице в кармане,
За пазухой. И чёрный алфавит
Стоит у врат и голову дурманит.
А вот глубокой осени клеймо.
Здесь говорят негромко и немного.
Согреть вино. И сделаться немой.
Писать письмо. Не думая дурного,
Не ведая, не помня, но любя.
Идти на дождь и контур видеть острый
Среди вершин — вершину ноября.
Где всё — туман, и ветер, и непросто…
А здесь — глава июльских жарких дач.
И детство травно, речно, деревянно.
На крыше — кошка, тёпленький калач.
И от соседей слышно фортепьяно.
Сидеть в засаде, стиснув автомат.
Войнушка. Немцы. Наши. Я убита.
Пиф-паф и всё, никто не виноват.
А впрочем, я жива, пиф-паф, мы квиты…
…А впрочем, книжка — мягкий переплёт.
Но прожита буквально и изрядно.
И кто прочтёт — не поле перейдёт.
Но не прочтёт. Ну что же. Ну и ладно.
3-Й КЛАСС
Ждали мая. Мыли окна. Испекли кулич на пасху.
За окном тоскливо мокли — на площадке карусель
и мужик в рубашке мятой, вечно ставящий запаску.
У соседки из десятой через несколько недель
тоже кто-нибудь родится, как у нашей кошки Мурки
в том году. (Пирог с корицей с кухни дразнит ароматом -
как обычно по субботам). В классе мальчики — придурки
или даже идиоты. Петя — сын того, с домкратом —
так особенно. А впрочем, это всё давно не ново...
Третий класс, красивый почерк, насморк, острые коленки.
Ждали лето, ждали осень — всё так просто, был бы повод.
Утром — "быстренько умойся!". Вечер — "как твои оценки?"
Ничего. Бывают лучше. Папа, санки на балконе.
Первый — мелкий и колючий — снег. Ложится и не тает!
Кто с коляской, кто с запаской за окном на белом фоне.
Март. Ангина. Жизнь прекрасна.
Окна мыли.
Ждали мая.
ЧУЖАЯ СТАНЦИЯ
Вольница лета — в прошлое. Время стучит колесами.
Зонтики рваной осени выгнулись на ветрах.
Это не песня, милая, это отрывок прозовый,
жалкий обмылок вечности — твой персональный крах.
Черные лужи в сумерках не отражают истины,
белые с тонкой корочкой хрустнут и зарастут.
Не оставлять отметины, слиться с травой и листьями —
это чужая станция долгих пяти минут...
Думаешь, скоро тронется и замелькает окнами —
будущее, морозное, радостное, твое...
Дождь отшумит и выльется пенными водостоками —
Надо всего уверовать в простенькое вранье.
Что ж, оставайся, жди его. Поезда в настоящее.
Снегом укроет лавочки, ветром надует сон.
Эта чужая станция с обликом звероящера
вовсе не то, что жизнь твоя.
Так... запасной перрон.
|
|
