... На Главную

Золотой Век 2008, №7 (12).


Поэзия


Александра Усманова

В конец |  Содержание  |  Назад

Дипл-таун


I


В кармане —
Мелких
Монет горстка,
Обманом
Добытых на
Перекрестках.
Нищим
Прикинулся целый
Город,
Глазки окон
Задёрнув
Шторой.
Бродяжкой
Жалким сидит
На камне,
Ладони улиц
Ждут подаянья.


II


— Да, я не брезгую мелкой монетой.
Эй, Столица, оставь докурить!
Я — помойка целой планеты,
Я не терзаюсь — быть, не быть.
Я — есть.

ТСС!!!
Звуки притихли,
Померкли краски.
Память спит,
Убаюкана созерцаньем.
Тсс!!! Не буди её.
Ради себя.


Открытие сезона охоты


Заходящая луна
Будто тлеющий окурок.
Свет. Свят.
Бред. В ряд!
Надымила осень
Полон мир тумана.
Свет — свят.
Бред — вред.
Полоумною животной
Возле логовища вою:
Ро-ю,
Стро-ю.
Заряди ружье жаканом —
Я не убегу.
Взгляд. Страх.
Ба-бах!


Маяковский
и
немного смело


Владим Владимыч!
Гляньте!
Небо пузыриться
взбитыми сливками
облака.
Тучи, отплакавшись,
разлетаются веером
брызг.
Лошади нет…
Нет больше лошади в городе!
Она растворилась
строками книг.
Скрипки не плачут.
Их глупые горла
Задушены!
Люди забились щелями квартир…
Время ещё изменяется,
А человеки — увы, не могут.
А значит, как прежде
Поэты будут
подавать в барах
Блядям ананасную воду.


Песня,
услышанная высоко в горах,
где затерялся
одинокий буддийский монастырь.


В предрассветной дымке
Голубые горы
Задают вопросы
Мудрым далай-ламам:
Скучен предутренний час?

Под палящим солнцем
Голубые горы
Насмешливо кивают
Лысинам монахов:
Скучен полуденный зной?

С первою звездою
Голубые горы
Тихо напевают
Послушникам уставшим:
Скучен тяжелый труд?

Звездной, ясной ночью
Голубые горы
Завидуя буддистам
Тихо признаются:
Скучно быть горами.


***


Очеловечили животных…
Писатели, как вам не стыдно!
За что обидели зверушек?


***


Привет, благословенная пора
Ужасно вкусных
Абрикос зеленых!


***


Вчера я бредила стихами,
А у безумного Зай Атса
Занозы с запеканками закончились.
А жаль. Меня б он сразу вылечил.


***


Меняется почерк,
Меняется век.
Разбуженый рано
Встаёт человек.

А солнышко рано
Рыдающей раной
Ранжирит упрямо
Ротонды и храмы.
Меняет на граммы,
На анаграммы
Рубаи и рупии
Неустанно.

А он всё рисует
Росою на ризах
Рокочущий гром.
Расслабляющий бром,
Разбавленный ром —
Разбуженный дом, —
Травмпункт за углом.


***


Болящие души
угольями выжжены, —
как в цирке
на «АП!»
надеваем улыбку
И молча мечтаем:
перевоплотиться…
Исчезнуть за стенами
Каменных зданий,
Сбежать от повинностей
И притязаний.
За хвост обезьяний
Повесить повесу
И сотворить
Сумасшедшую крезу.
И можно тогда,
Отбросив приличья
Всех удивить
Обличием птичьим,
А на ужимки
Псевдо — приматов
Отвечать односложно —
Отборнейшим матом!
И — строго пешком —
Блуждать в небесах…
«АП!»
Ах…


***


Время ползёт в ожидании писем —
Сломанная карусель.
Третью неделю друг мой не пишет
И безнадёжно сбоит
Звёздная сеть.
Как мне услышать
Голос родного сердца,
Когда ты стоишь
За тысячу миль от меня
Посреди усталого города.
Люди радостно плещутся
В волнах асфальта,
А ты не знаешь,
Как добраться до дома.
Закрой глаза!
Видишь,
Из моего сердца
Тянется нить.
Держись!


***


Неспешная поступь трамвая увозит всё дальше
Меня от сумы и тюрьмы к исполнению снов.
Бульвары и клёны свои растопырили пальцы,
Им не удержать меня горстью рассыпанных слов.

Осенней прозрачною синью, грибными местами
Отправлюсь в дорогу.
(Полней «посошок» наливай!)
Мы хрупкою льдинкой рюмашек за здравие звякнем хрустально,
И тут же отчалит наш рейсовый звёздный трамвай.


Лето, момент тишины


Пурпурный росчерк мулеты —
Закат простёрся над морем.
Чайки полощутся в небе,
Как боевые штандарты.

Корабль, израненный штормом,
Тихонько в гавань хромает.
Вечер набросил на плечи
Плед… или грусть? Я не знаю.

Ветер играет «на нервах»
И подвирает тональность!
Сумерки, мир замирает.
Миг, — и качнётся обратно.


Памяти…


Улыбка горчит безумием.
Лета не было тринадцать лет,
Когда ещё будет?

Эхо шагов увязло в слякоти, —
Не рассыпаться нечаянной радостью
По асфальту: «Здравствуй!»
Я так долго слушала голос ночи,
Пытаясь увидеть твоё приближение,
Что совершенно забыла:
Завтра не будет.
Оно уже было.

Смешное, круглое, словно большая баранка,
Сладкое, смелое из печки утра
Выкатилось, — и убежало.
Выстыло, высохло, рассыпалось крошевом,
Смешалось со слякотью и задушило
Голос эха шагов,
которые никогда
Не прозвучат
над городом.


Т.С. Элиоту


I

Я не скажу, что было, что будет, —
Я не оракул и не провидец.
Пригоршню пыли к глазам поднесу я.
Это — наш страх. Видишь?

Взором незрячим спасая разум
Сотню обличий примеришь разом,
Сотню имен, голосов, — без подвоха! —
Сотню событий, но только два вдоха.


II

Под сенью затмений,
В сенях у знамений,
Обласканный шёлком знамён,
Спит мальчик.
Ты знаешь, кто он?


III

Утонуть в океане усталых прохожих
Стать, такой же, как все, на себя не похожей, —
Маска, пуговки глаз, намалёваный рот.
Это я или нет? Кто теперь разберёт.


IV

Чётки абака, стальная струна.
У чёрной собаки в пасти луна.
Шёпотом, шорохом, шелестом шика,
Судьбою расшита роба шута.


***


Вечер, что выпачкался в шоколаде,
Всю ночь отмывали двое ирландцев:
Молчаньем, кота вопрошающим знаньем,
Печалью типа «уйти, но остаться»,
Первым смехом из колыбели,
Звонким миром мальчишеских ранцев,
Дубиной, осиной, качелью, печеньем, —
И грянуло утро.
Что значит — стараться!


***


Его руки окутаны мраком,
Его пальцы увенчаны солнцем.
Он попирает ногами груду
Мёрзлой воды.
Дымодышащий вершитель
Единой секунды
Неторопливо курит труху
Вчерашнего счастья.


***


— Ну, как живёшь?
Живу. Но когда наступает пора,
Я ночью колдую стихами,
Пугая своё отраженье.


Глазами клоуна.


Посвящается
Генриху Бёлю


Небрежным взмахом руки
Сниму улыбку с лица.
В зеркале незнакомец,
Это — не я.

«Я» затерялся на грани
На подступах к зеркалу, но
Вкрадчиво шепчет сознанье:
Это — не так!

Белильная бледность мима
Сползает сама собой;
И тело из пластилина
Смято небрежной рукой;
Кучей тряпья на матах,
Промокшим щенком дрожа,
Сбежав от аристократов, —
Ожидаю Тебя.

Моё — обездомленно-пьяное,
Затёртое в зеркалах,
Правдивое отражение
Носишь
в своих
зрачках.


Колдовская денежка


Однажды,
неспешно прогуливаясь по мостовой, я имела неосторожность поднять старинную монетку.


Пьяно шатаясь,
Смеялся фонарь,
Сверху летели
Бусы, колье,
Кольты, вальтеры,
Смит-энд-вессоны…
Вестерны, выстрелы…
Выстыли…
Что это?
Чьими молитвами?
Утро до дна выпито.
«Ты, не задерживай
Очередь к радуге!»
Розга по пальцам
Мелочью звякает…
Шаг… Другой…
Монета…
Не возьму!


Памяти Александра Блока


Осень насыпала щедрой рукою
Листьев, дождей и бездонных бессонниц.
Эхо шагов «только влюблённый»
Тает под хохот бездомного солнца.
Реки речей, растекавшихся летом,
Погребены листопадной метелью.
Что-то вернётся весной.
А поэтам
Сон ли, погибель?
Но не спасенье.


***


Знойным полуднем окутан,
Нежится на жести крыши
Сохранитель тайн Вселенной.
Обжигают рыжим взглядом
Его лунные глаза.
Это - кот.


Лепестковый снегопад


Потому что небо нагадает,
Потому что ветер угадает
В лепестках кружащих
Музыку Весны.


Зимний разговор с тенью


Руки — в чернилах…
Стихи — в многоточиях…
А небо дыряво тысячью птиц…
Ночи — пророчие…
И — непорочные
А небо дыряво тысячью птиц…
День — отменяется,
Глумится бессонница…
А небо дыряво тысячью птиц…
Настежь окно!
…Улетели…

2008

К началу |  Содержание  |  Назад