• Новости
• Спонcорам
• Библиотека
• Авторы
• ФОРУМ
• Реализация
• Реклама
• Предприятие

В перестроечное время многие добывали пропитание, как могли. Инженеры, когда-то видевшие свой путь на производстве или в ОКБ от первого дня до пенсии, оказались невостребованными. Они тыкались в кооперативы и мотались за границу челноками, устраивались на подработки или просто запивали, оставив решение вопроса женам.

Некоторым удавалось раскрутиться, и не всегда это были отличники. Скорее те, кто с детства не боялся «нарушать». Правда, другим, более послушным и усидчивым, тоже изредка улыбалась удача.

Кандидату технических наук Андрею Викторовичу, или сегодня просто Андрею, который третий месяц стоял на базаре реализатором турецких джинсов, подвернулся такой случай. Зимним вечером в его квартире раздался телефонный звонок.

— Андрей, привет! Это Юра. Юра Петренко, со сварочного! Слушай, есть дело. Я тут совместное предприятие организую, французы завтра прилетают, а переводчица вдруг слегла с гриппом. Я помню — ты говорящий был, не то, что мы — ни в зуб ногой. Тебя же все Французом звали! Выручай! Заплатим тебе нормально. Встретить в аэропорту, поселить в гостинице, пару раз на переговорах посидеть и пару раз вечером в ресторане, они не надолго. Развеешься, встряхнешься… Ладно? Выручишь?

Андрей замер от такого предложения. «Французы! Живые! Да он и бесплатно… Господи… Поговорить на этом языке, в который он влюбился с детства, как только впервые услышал Мирей Матье, который учил сам, потом не сам…» Он стоял в полутемном коридоре с телефонной трубкой и уже открыл рот произнести все, что подумал, как из кухни настороженно выглянула жена, потом из комнаты высунулась пятилетняя дочка, и два этих взгляда сфокусировались на нем.

— Да, Юра, я постараюсь, — произнес он, подавив порыв эмоций и проглотив слово «бесплатно», — Мне только нужно договориться на работе о замене на эти дни. Когда, говоришь, они прилетают?

Рассказывать о переговорах и ресторанах бесполезно. Но удовольствие, полученное Андреем от процесса, и количество души и доброжелательности, вложенных в это общение не прошли незамеченными. Прощаясь в аэропорту, французы сказали, что хотели бы продолжить контакты, пригласить Юрия к себе в Париж посмотреть производство, и что были бы рады, если бы сопровождал его Андрей, который и язык знает хорошо, и в технической стороне вопроса понимает.

На том и простились. Юрий заплатил за работу, благодарил за поддержку, и все остались довольны. Деньги Андрей честно отдал жене, и были они очень кстати, потому что дочка росла, и к концу зимы ее прошлогодние сапожки сильно жали, нужно было искать новые, да и других прорех в бюджете хватало.

Стоя с турецкими джинсами на базаре, Андрей вспоминал кадр за кадром это неожиданное событие. В голове его, не затормозив сразу, еще крутились французские фразы, выражения и интонации. Руками в перчатках, на десятиградусном морозе, он листал легкий романчик в мягком переплете, оставленный французом в подарок.

Но самое невероятное произошло через два месяца, ранней весной, когда Юрию, наконец, пришло официальное приглашение «туда». Сообщалось также, что было бы полезно взять с собой «того переводчика», тем более что билет на самолет он может получить бесплатно, так как фирма часто пользуется услугами «Air France» и количество накопленных бонусов покрывает билет туда-обратно.

Через какое-то время все формальности были решены, замена на рынок опять найдена, сомнения жены по поводу расходов и морального облика столицы разврата приглушены. Андрей уверил супругу, что его проживание в скромном отеле будет оплачено той стороной, и даже будут выданы символические деньги на проезд и питание, и что на подрыв его морального облика нет ни желания, ни времени, ни денег. Ему все не верилось, что такая давнишняя и заветная мечта может сбыться, но шло к тому.

Провожая в дверях, дочка обняла его и прошептала на ухо:

— Привези мне французских конфеток, папульчик! Я буду ждать!

— Хорошо, Иришка! — пообещал Андрей, сам еще не зная, как там оно будет.

Тут с конфетами, к стыду родителей, было весьма напряженно. В общем-то, как и с деньгами. Да что там с конфетами! Сахар продавался по талонам — два кило на человека в месяц и без вариантов. Эта тема неожиданно возникла тогда в беседе с французами, которые сначала подумали, что эти два кило всем дают бесплатно. Но когда узнали, что за свои деньги человек не может купить, сколько хочет, очень удивились. Но это все — лирическое отступление. Вернее — вступление к тому, что было дальше.

Поездка была рассчитана на четыре дня. Три из них нужно было провести в работе, а четвертый — свободный — для обзорного знакомства с Парижем. Мало, но все-таки. Утром пятого дня — самолет обратно. Юрий отказался от гостиницы и поселился у друга-одноклассника, который уже лет пять, как бросил якорь здесь. Андрей не расспрашивал. Уже в аэропорту он жадно ловил ноздрями воспетый «воздух Парижа» и впитывал глазами и кожей все возможные впечатления. Погода была прекрасна, весна здесь шла на несколько шагов впереди их домашней весны, люди были одеты легче и держались непринужденней.

Ему был заказан номер в скромном отельчике в районе Gare de l'Est, куда их и довезла машина встречавших… Она же должна была забирать его по утрам на работу. Его высадили у входа в отель, подали из багажника сумку, Юрий помахал рукой и поехал с водителем искать своих друзей по адресу на конверте.

Отельчик был зажат между двумя домами, вернее, это был один подъезд старого четырехэтажного дома, занятый под отель. Подъезд слева — ресторан, подъезд справа — банк. За стеклянной дверью небольшое помещение, похожее на со вкусом обжитую площадку перед лифтом — Reception. За стойкой-столиком сидит миловидная немолодая женщина. Она поднимает любезно-вопросительно глаза на гостя. Тот волнуется, но, овладев собой, сообщает, что он прилетел из Киева, с Украины, что для него был забронирован номер, фамилия его такая-то.

Дама, как ни странно это кажется Андрею, все понимает, кивает, выражает приятное удивление, что гость говорит по-французски, находит его фамилию в книге и сообщает номер комнаты и этаж.

— Второй этаж, комната двести два, — говорит дама и протягивает Андрею ключи.

— Я должен показать вам документы?

— Нет, благодарю.

— Может, я должен что-то заплатить?

— Нет, спасибо, все при отъезде.

Андрей удивляется доверчивости французов, но не настаивает. К нему подходит юноша-портье, предлагая донести сумку и проводить до номера. Андрей благодарит и отказывается. Он поскорее хочет остаться один, замереть и осознать, что вот оно — свершилось! Он здесь!

Перекидывает сумку через плечо и, звеня ключом, легко преодолевает ступени покрытой ковром лестницы, не дожидаясь лифта. Что для него второй этаж?! Но поднявшись, видит табличку — «Первый этаж».

Тут он бьет себя ладонью по лбу и вспоминает наставления институтской француженки, что «этаж» у этих странных людей — это надстройка над первым. То есть — от нашего все надо считать с «минус один». Или наоборот — к их, французским, этажам надо прибавить один, чтобы вышло по-нашему. Андрей взлетает еще на один этаж и с трепетом вставляет ключ в замочную скважину своей двери.

Комнатка была маленькой, номер одноместный — одна кровать, комодик-трюмо, телевизор на одной тумбочке, телефон на другой у кровати, дверь в санузел — душ-туалет — и все. Из окна была видна улица, выходившая на привокзальную площадь, и слышен, даже при закрытом окне, шум автомобилей, снующих туда-сюда.

Андрей поставил сумку и упал на кровать лицом в подушку. Он не мог поверить, что все взаправду — еще вчера он под моросящим дождем передавал на рынке свой товар помощнику, потом ночь собирался, переживая, что нет приличного костюма, пришлось взять свой свадебный да джинсы с джемпером, а уж с обувью — как есть. Покупать что-то ради четырех дней командировки показалось бессмысленной утечкой из бюджета. Вспомнил, как вертелась возле него дочка, как ему хотелось бы оказаться здесь со всей семьей, поводить их по Парижу, который он, казалось, знал наизусть, о котором мог рассказать чуть ли не больше, чем о родном городе…

Андрей осторожно поднял лицо, боясь, что увидит сейчас бывалый тещин ковер с турецким рисунком, который висел у них дома над диваном, и вдруг заметил на тумбочке рядом с телефоном маленькую вазочку с разноцветными конфетками…

«Ух ты! — подумал он, — надо же! Еще и конфеты!» Трогать их он не стал, как-то не решился, мало ли — может, это не для него, может, прежние жильцы забыли? Пусть полежат. Время покажет. Но вспомнилась ему дочкина просьба привезти французских конфеток.

В распоряжении Андрея было еще два часа до назначенной встречи. Машина должна была забрать Юрия, потом заехать за ним и отвезти их на предприятие. Бессонная ночь и перелет, как ни странно, не утомили. Счастливый свершившимся, он поставил сумку в шкаф, встроенный в стену по типу кладовки, достав только зубную щетку, пасту и бритву. Умылся с дороги, развернул потертую карту Парижа, и определился на местности. За два часа много не успеть. Но сидеть в номере и смотреть в окно — преступление. Что же тут поблизости? Эта рекламная бесплатная карта из какого-то отеля, была дана ему во временное пользование старой институтской преподавательницей, к которой он забежал перед отъездом поделиться своей неожиданной радостью.

Оказалось, что относительно недалеко от отеля на Монмартрском холме находится величественная церковь Сакре-Кер, которая, говорят, видна отовсюду. И рядом с ней, естественно, и сам Монмартр, легендарное место, где все пропитано богемой, искусством, где можно со спины любоваться работой художников, где непременно звучит аккордеон… В дорогу! Андрей берет карту и, взглянув на часы, решает не тратить время. Быстро проходя мимо дежурной, он улыбается ей, задерживается на секунду и, хотя уже знает ответ, спрашивает:

— Мадам, на Монмартр налево от отеля?

— Oui, monsieur! A gauche, et avant la place encore une fois a gauche. Prenez le plan, s'il vous plait! — она показала рукой налево от входной двери и еще раз налево и протянула Андрею сложенную рекламную карту города. Он поблагодарил, еле сдерживая восторг, — у него теперь есть СВОЯ карта!

Город, вернее, не самый престижный район, в котором он оказался, несколько его разочаровал, неприятно удивил неаккуратностью, мусором на тротуарах, развязными шумными арабами и неграми, которые вели себя по-хозяйски и, скорее всего, мусор этот и оставляли, как подумал Андрей. Он пытался этого не замечать, шел вперед согласно карте, поднимал глаза вверх, разглядывая старые дома, балконы, надписи на магазинах, банках, лавках, аптеках. Его удивляло отсутствие аккордеонного фона, который он считал неотделимым от Парижа. Ведь когда показывали этот город в «Клубе путешественников», аккордеон звучал всегда…

И вот они — ступени, ведущие на вершину холма, где огромный белый и, казалось, вечный, возвышался Сакре-Кер — церковь Сердца Христова. Заходить внутрь времени не было, да и вопрос о цене входного билета был тоже не последним, потому что в нагрудном кармане он имел выданный в аэропорту строгий минимум, чтобы расплатиться за отель с завтраком, и немного денег на обзорную экскурсию последнего дня. Откуда могли знать французы, и так осуществившие его мечту, что у людей, которым выдают за их деньги два кило сахара в месяц, может не оказаться денег на Лувр? Они же считали, что в той стране просто проблемы с сахаром…

Андрей немного сердился на себя — может, не нужно было комкать первое впечатление от города его мечты? Может, надо было делать дело, а потом уж, в последний свободный день получить все удовольствия? Он поднялся по ступеням и обогнул слева церковь, пораженный ее размерами (все же фильмы и фотографии не дают правильного представления), задержался на минутку возле белого, как меловой памятник, человека с бутылкой молока. Тот показывал пантомиму и вдруг замирал, пока зрители не бросали монетку в стоящую рядом кружку.

Дальше! Дальше! Поглядывая на карту и двигаясь в потоке туристов, Андрей безошибочно вышел на площадь Тертр — квадратную площадку, сплошь уставленную мольбертами, обжитую художниками, такую, какой она была на картинках — окруженная кафешками и… пронизанная тихой аккордеонной музыкой.

Старушка с аккордеоном стояла возле одного кафе и, безумно фальшивя, осуществляла мечту туристов по правильному озвучиванию города. У ее ног лежал открытый футляр от инструмента, и туристы без колебаний бросали туда деньги.

Андрей бы тоже бросил. Будь он дома. Но как он мог знать, сколько именно обойдется ему скромное пребывание, сколько этих несчастных франков может стоить его четвертый день по самым скромным меркам, и потом — Иришка просила французских конфет! Надо заглянуть в какую-нибудь лавку, что здесь почем.

Замерев спиной к кафе и любуясь работой художников, Андрей услышал разговор на немецком языке, который тоже немного знал. Он оглянулся. Пожилая супружеская пара разглядывала вывеску и удивлялась, что кофе на Монмартре стоит двадцать пять франков, хотя везде в городе — не более четырнадцати! Андрей вздохнул и осознал, что для него и четырнадцать тоже более, чем. Утешив себя, что не хлебом единым, и что не за тем приехал, он обошел площадь, подумал, что обилие туристов портит суетой шарм этого места, и посмотрел на часы. Пора было возвращаться.

В номере он переоделся в костюм, тот самый, свадебный, причесался и спустился ко входу. Перед тем, как закрыть дверь своего номера, он глянул на тумбочку — разноцветные конфетки были на месте.

Три дня прошли в работе. Андрей уставал с непривычки от постоянного перевода, но старался изо всех сил. Вникал в технологию производства, приглядывался к людям, потому что Юрий еще дома просил его обо всем подозрительном сообщать, мало ли что, вдруг «кинуть» хотят.

Завтрак подавали в отеле. В маленькой комнатке рядом с Reception. Простой французский завтрак — чашка кофе, два круассана (слоеных рогалика с повидлом) и стакан апельсинового сока. Для нашего человека, вроде, и немного, но так заведено у хозяев, и следование их традициям доставляло Андрею особое удовольствие. Потом, ровно в полдень, работа прерывалась, и французские коллеги везли их обедать. Потом опять работа, а по вечерам — общий ужин в небольшом ресторанчике и опять обсуждение производства и нюансов создаваемого общего дела. Посещение ресторанов не развлекало Андрея, это было продолжением его работы, а уж поесть — если успеешь, потому что судьба переводчика — быть голодным.

Зато по ночам, уставший и с клубящимися в голове обрывками фраз и пережитых ситуаций, он выходил в опустевший город со своей картой и бродил по нему, впитывая тишину, прохладу и новые впечатления.

Он узнал тайну, что Париж, как море, очищается по ночам. Чтобы утром предстать перед туристами и парижанами во всей красе, он не спит и чистится всю ночь. Андрей извинился перед городом за свою первую досаду по поводу его неряшливости. Потому что каждое утро Париж опять сиял чистотой.

Ночные прогулки были его маленьким секретом, он не рассказывал об этом Юрию, который тоже не всегда спал, а по утрам в машине рассказывал ему о своих ночных приключениях, намекнув, что дома это не обсуждается.

Когда под утро Андрей возвращался в отель, дежурная понимающе любезно кивала ему, протягивала ключ и не задавала лишних вопросов. Андрей смущался от этого «понимания», в номере принимал душ и засыпал часа на два, чтобы утром продолжить работу.

За эти дни он узнал цену билета в Лувр, в собор Инвалидов, где покоится прах Наполеона, стоимость прогулки на кораблике по Сене, подъема на Эйфелеву башню и цену конфет в ближайшей лавке. Ему стало понятно, что прогулка на кораблике и подъем на башню, хоть и приятные, но не выдерживают сравнения с посещением Лувра и визитом к Наполеону. По поводу же конфет, он решил просто — каждый вечер он ссыпал из вазочки конфетки в свой пакетик и прятал в дорожную сумку. Возвращаясь с работы вечером, он находил вазочку наполненной. Это было приятно. И дело не в его скупости. Купил бы, конечно. Сэкономил бы на транспорте или еще как-то выкрутился бы… Обидно, унизительно было стоять перед выбором, но раз с конфетами тут так положено — почему не взять?

Там, в маленьком парижском номере гостиницы он дал себе слово не сдаваться. Надо пережить трудные времена, надо собрать мозги и волю в кулак, ведь не в мышеловке же они оказались, не для этого жили, учились, науку двигали, чтобы…

Утром свободного дня он решил, что Лувр — это такой огромный мир, на который одноразовой беглой экскурсии мало. Это все равно, что подойти к морю и помочить в нем один палец. И он придумал пройти пешком вдоль Сены, увидеть снизу Эйфелеву башню, дойти до Пантеона, почтить память великих, похороненных там, добраться до собора Инвалидов и постоять у саркофага Наполеона, пересечь Сену по шикарному мосту Александра Третьего, побродить вокруг Лувра, а может, хватит времени и на Нотр-Дам… К концу дня он валился с ног, но был счастлив безмерно. На ночную прогулку сил уже не было, Андрей упал и впервые безмятежно уснул.

Утром он быстро привел себя в порядок, сложил вещи и пересыпал последнюю горсть разноцветных круглых конфеток в прозрачных фантиках в свой пакетик. Решив, что их уже немало, он достал одну, снял ее одежку и положил конфету в рот. К его удивлению ожидаемого эффекта не последовало. Конфета была не сладкой, на вкус похожей скорее на шампунь или зубную пасту и к тому же слегка шипела и пенилась. Андрей удивился вкусам парижан, но все-таки проглотил ее.

Он спустился вниз, чтобы еще успеть позавтракать на дорогу. Оглянулся на пороге своего номера и сказал:

— Спасибо этому дому!

Выпив кофе, он завернул два круассана в салфетку и положил в карман куртки. Может, глупый, может смешной — но вот такой парижский сувенир жене и дочке, кроме брелочков с Эйфелевой башней. Он подошел к дежурной, поблагодарил за гостеприимство, сказал, что осуществилась его давнишняя мечта увидеть Париж. Он рассчитался за номер, денег хватило впритык. Спросил нерешительно, можно ли взять еще карту Парижа для друга (имея в виду старую преподавательницу французского), ему протянули сразу три, чем довершили приятность пребывания.

И тут Андрей решил поблагодарить еще и за конфетки, но выразил сомнение по поводу их вкуса… Стоявший за его спиной юноша-портье в униформе прыснул от смеха, а дежурная, слегка смутившись, сказала, что это были не конфеты, а… контрацептивы.

Кровь ударила Андрею в голову, осознав всю глупость своего положения в этой ситуации, он решил, как учили его в детстве, прибегнуть к шутке над собой. Он сказал, что персонал явно переоценивает его возможности, одаряя каждый день таким количеством этого достижения французской фармакологии, за что он все-таки очень им признателен. Дежурная рассмеялась и сказала, что это нормально, мало ли, вдруг жилец захотел бы привести к себе даму, то…

А «жилец» и подумать не мог «захотеть привести даму», но, продолжая шутку, сказал, что понял — конфеткой надо было накормить даму, но все равно — она же не вкусная… На что, прокашлявшись и вытирая слезы, дежурная тихо сказала, что конфетки, конечно, для дам, но предназначены для употребления с другой стороны. Андрей покраснел еще больше, развел руками и сказал, что теперь будет знать и уже не ошибется.

Перед стеклянной дверью притормозила их машина, Андрей подхватил сумку, попрощался с дежурной и портье и вышел из отеля.

Смешливое настроение его мигом улетучилось, и он ехал до аэропорта абсолютно подавленный. Стыдно, конечно, так опозориться, сгребая горстями каждый день противозачаточные таблетки, но больше всего его терзало, что он скажет Иришке?! Деньги сошли на ноль, обмануть ее, купив конфет дома, и нехорошо, да и не удастся, потому что в продаже был только отвратительный соевый шоколад, и иногда сгущенка… Печальность предстоящей родной реальности накрыла его и размазала впечатления от вчерашнего сказочного парижского дня. Юрий заметил настроение друга, но допытывать не стал, отнес это на счет «ломки» от контраста двух миров.

В самолете оказалось, что их места не рядом. Андрей подумал, что это даже лучше — не придется поддерживать разговор, можно будет помолчать, подумать, он и так наговорился за четыре дня, как за весь предыдущий год. Рядом с ним сидел полный неразговорчивый француз и тяжело дышал. После взлета Андрей закрыл глаза и пытался прокрутить все увиденное за эти четыре дня, как повтор кино. У него получалось, но не фильмом, а слайдами. И не давал ему покоя этот дурацкий конфуз с конфетками. Если бы он узнал это раньше, а не в последний миг, он успел бы купить Иришке конфет, подумаешь, чего-то бы не увидел или не поехал бы в гостиницу на метро… С этими мыслями он все-таки задремал и проснулся только когда стюардесса предложила опустить столики для завтрака.

Сосед начал первым. В белой пластиковой упаковке, разделенной на секторы, были салатик, хлеб, нарезанная ветчина, маленькие пакетики с солью, перцем, томатным соусом. В отдельной упаковке — бисквит. Андрей ел без аппетита, думая, что уже завтра надо будет опять идти на рынок, таскать тюки с джинсами, утром считать товар, вечером товар и деньги, днем нахваливать товар покупателям, а раз в неделю отчитываться перед хозяином… Сказка растаяла. Карета превращалась в тыкву. Хотя Юрий говорил, что если дела пойдут, то, возможно, и для Андрея найдется место в его бизнесе. И тот очень хотел, чтобы «дела пошли».

Когда стюардесса собрала со столиков упаковки, а другая покатила по проходу тележку, предлагая чай и кофе, сосед достал из кармана пакет с конфетами, похожими на наши морские камешки, и протянул Андрею:

— Угощайтесь. Мне на дорогу подарила внучка, я не мог не взять, она от души, но у меня диабет, и мне нельзя. Берите, к чаю!

Андрей посмотрел на него, как Золушка на дорогую крестную. «Так не бывает!»

— А можно, я возьму их для дочки? Я не очень люблю конфеты, — соврал Андрей. — Я ей передам от вашей внучки, хорошо? Как ее зовут? — наконец выговорил Андрей.

— Николь, — закивал и заулыбался француз, — конечно, заберите, пусть ребенок порадуется!

Самолет приземлился. Вопреки ожиданиям, их встретила солнечная погода. За эти дни здесь тоже потеплело, лопались почки, и зеленела трава. Андрей мчался домой, вспоминая все пережитое и обещание себе — не сдаваться.

Остановившись перед своим домом, он поставил сумку на лавочку, достал кулечек с отельными «конфетками» и высыпал их в урну. Как объяснишь жене происхождение противозачаточных конфет? Потом извлек из кармана пакетик морских камешков и решительно вошел в подъезд.

2008