... На Главную

Золотой Век 2008, №3 (09).


Андрей Федоров


ПЕРЕДАЧА ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКИХ ЯВЛЕНИЙ.

В конец |  Предыдущая |  Следующая |  Содержание  |  Назад

Приводится по изданию:

А.В. Федоров

ВВЕДЕНИЕ В ТЕОРИЮ ПЕРЕВОДА

Библиотека филолога

Издательство литературы на иностранных языках

Москва 1953

Стр. 148-158.


ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Общие задачи работы над языком в переводе

Передача фразеологических явлений


Фразеологические вопросы чрезвычайно существенны как для практики, так и для теории перевода: они часто представляют большие практические трудности и возбуждают большой теоретический интерес, так как связаны с различием смысловых и стилистических функций, выполняемых в разных языках словами одинакового вещественного значения, и с различием сочетаний, в которые вступают такие слова в разных языках.

Классификация фразеологических явлений русского языка, предложенная акад. В. В. Виноградовым1 и получившая широкую известность, предусматривает три основных типа фразеологических единиц: фразеологические сращения, фразеологические единства и фразеологические (несвободные) сочетания. Всем трем типам, в особенности же первым двум, обычно свойственна окраска разговорной живости, в ряде случаев с оттенком фамильярно-бытовой непринужденности. Сохранение этой окраски и этого оттенка составляет существенную задачу перевода, к тому же гораздо легче выполнимую, чем передача самого типа фразеологической единицы (т. е. принадлежности ее именно к той или иной категории — к фразеологическим сращениям, единствам или сочетаниям). Классификация акад. В. В. Виноградова, построенная применительно к русскому языку, во многом применима и к материалу других языков. Исходя из нее, мы для удобства изложения и в интересах теории и практики перевода объединяем анализ вопросов о передаче фразеологических сращений и передаче фразеологических единств, ставя их прежде всего как вопрос о передаче идиом, пословиц и поговорок, наиболее ярко представляющих эти два типа фразеологических единиц, хотя и не исчерпывающих всего их круга. Во вторую очередь ставится вопрос о переводе фразеологических сочетаний.

1. См. его статьи: "Основные понятия русской фразеологии как лингвистической дисциплины". — Труды юбилейной научной сессии Ленингр. Гос. Университета. Секция филологических наук, Лтр., 1946; "Об основных типах фразеологических единиц в русском языке" — А. А. Шахматов, Сб. статей и материалов. Изд-во Акад. Наук СССР. 1947, а также его книгу "Русский язык", Учпедгиз, М.-Л., 1947, стр. 21-28.



а) Перевод идиом, пословиц, поговорок


Использование идиом и всякого рода афористических речений, существующих уже в языке в качестве фразеологических комплексов, характерно для художественной литературы, для авторской речи и речей действующих лиц в произведениях, действие которых развертывается в бытовой обстановке. Однако исключительным достоянием художественной литературы эта категория речевых средств все же признана быть не может: фразеологические средства широко применяются и в публицистике и даже отчасти, хотя и реже, в научной литературе. Поэтому они должны рассматриваться не только как специфический вопрос перевода художественной литературы, но и как один из очень существенных общеязыковых вопросов перевода.

Передача фразеологических сращений или идиом (типа русских "бить баклуши", "как пить дать", немецкого "das ist mir Wurscht]", французского "faire four") с сохранением их образной основы чаще всего и невозможна и ненужна, ибо значение лексических составных частей здесь утрачено, всецело растворяется в значении всей единицы. Возможно лишь сохранение (полное или частичное) оттенка просторечия или разговорной фамильярности, свойственного определенным фразеологическим единицам и, в частности, фразеологическим сращениям (напр. das ist mir Wurst!" — "все одно", "все едино", "Кгеthi und Рlethi"— "всякий сброд", "faire four"— "оконфузиться", "сесть в лужу"). Фразеологическое сращение в переводе чаще всего может быть заменено соответствующим по общему смыслу фразеологическим единством или фразеологическим сочетанием.

К фразеологическим единствам ближе всего по своему типу пословицы и поговорки.

В отношении способов, какими пословицы и поговорки могут быть переданы на другой язык, возможна известная аналогия с переводом слов, выражающих специфические реалии. Во-первых, в ряде случаев возможен точный перевод пословицы или поговорки, передающий вещественный смысл составляющих ее слов и вместе с тем все же сохраняющий ее общий смысл и характер, как определенной и единой формулы, как фразеологического целого. Советские переводы, особенно же переводы последних десяти-пятнадцати лет, показали, что в ряде случаев передача пословиц и поговорок с сохранением вещественно-образного значения слов оригинала возможна в довольно широких пределах и притом именно с соблюдением характера пословицы, ее афористичности. Одна из цыганских пословиц, цитируемая Проспером Мериме в "Кармен" в цыганском (романе) оригинале, а затем во французском переводе, так передана М. Лозинским:


En vetudi panda nasti abela macha.

En close douche nentre point mouche.

В рот, закрытый глухо, не залетит муха.

П. Мериме. Новеллы. Гослитиздат. М-Л., 1947, стр. 394.


Смысл пословицы сохранен. Мы вполне понимаем, какое обобщение должно быть сделано на ее основе. Вместе с тем передано каждое слово в его прямом смысле, воспроизведены и афористичность, и синтаксическое построение. Мериме во французской передаче пословицы усиливает роль ассонанса, примененного в цыганском ее оригинале, где совпадают только гласные (раnda : mасhа), и дает рифму (bоuсhе : mоuсhе). Переводчик воспроизводит римфу (глухо : муха).

Другой тип передачи пословиц, поговорок, фразеологических оборотов представляет известное видоизменение вещественного смысла отдельных составных частей словесной формулы подлинника, не приводящее еще к совпадению с уже существующей в языке перевода пословицей, поговоркой, оборотом, но вызывающее впечатление сходства с существующими речениями этой категории. Предложенный В. И. Лениным и приведенный уже выше перевод немецкой пословицы: "Маn siеht nicht auf diе Goshen (d. h. Мund), sondern auf die Grоsсhеn" — "не так норовим, чтобы в рот, как чтобы в карман" (Соч., т. 5, стр. 150) ярко иллюстрирует этот случай творческого воспроизведения фразеологического комплекса иностранного языка.

Этот вид передачи тоже наблюдается в работе советских переводчиков, стремящихся к творческой, а не буквальной передаче текста. (Напротив, реже всего это встречалось у переводчиков старого времени [XIX в.], зачастую применявших или готовые русские пословицы и идиомы или буквально переводивших данные подлинника.)

У Доде в рассказе, имеющем отчетливо народную (провансальскую) окраску — "Эликсир преподобного отца Гоше", герой говорит:


...on a bien raison de dire que ce sont les tonneaux vides qui chantent le mieux.

...правду говорят люди, что пустая бочка гулче всех звенит.

Альфонс Доде. Рассказы. Гослитиздат, М., 1946, стр. 83.


Точный словарный смысл слов и их формы здесь несколько видоизменены: вместо множественного числа употреблено единственное ("пустая бочка"), вместо "лучше" — сказано "гулче". И в результате опять-таки, как и в примере из перевода новеллы Мериме, создано нечто, вызывающее впечатление живого фразеологического сочетания, которое могло бы бытовать в русском языке.

Третий способ — это использование в переводе пословиц, поговорок и вообще фразеологических единиц, действительно существующих в языке, на который делается перевод. Этот путь передачи отнюдь не всегда создает национальную — местную (бытовую или историческую) — окраску. Когда в пословицах, поговорках, идиомах, использованных в переводе, не упоминается ни о каких реалиях быта или истории народа, они не противоречат смыслу подлинника.

Этот вид перевода иногда играет существенную роль именно с точки зрения передачи фразеологической окраски текста. Ведь есть такие пословицы, поговорки, точный перевод которых не дает того впечатления афористичности, отточенности или разговорной естественности, какое дают соответствующие слова оригинала. Для русского читателя совершенно безжизненна, неестественна такая формулировка, как скажем: "Прекрасные умы встречаются" (дословный перевод французской поговорки "Les beaux esprits se rencontrent) или: "Спеши с медленностью" (дословный перевод немецкого "Eile mit Weile").

В тех случаях, когда близкий по вещественному смыслу или приспосабливающий перевод (первый и второй типы передачи пословиц, поговорок и т. д.) не дают убедительного результата, необходимым оказывается использование уже существующих в языке речений: для немецкого "Eile mit Weile — "тише едешь — дальше будешь", для французского "Les beaux esprits se rencontrent" — "Свой своему поневоле брат", как эту французскую пословицу перевел Ленин в составе заглавия статьи.

В отношении этого способа следует уточнить в применении к переводам на русский язык понятие "руссизм" и прежде всего подчеркнуть, что руссизмами отнюдь не являются поговорки, пословицы и идиомы, уже существующие в русском языке, но не связанные со специфически русскими реалиями. Русифицирующую роль в переводе могут сыграть лишь такие фразеологические сочетания — поговорки, пословицы, идиомы и т. п., — которые содержат упоминания вещей и понятий, связанных с русским бытом и историей: "в Тулу со своим самоваром ехать", "Москва не один день строилась, "нужда заставит есть калачи", "не лыком шиты", "незваный гость хуже татарина" и т. п. Характер руссизма имеют и некоторые словосочетания, не содержащие упоминания о реалиях, но стилистически неразрывно связанные с русским фольклором, только в нем употребительные (напр., "девица-краса", "ой-ты гой еси, добрый молодец" и т. п.). Использование таких фразеологических единиц, разумеется, противоречило бы национально-бытовой окраске той речи, в которой употреблены поговорки, пословицы и другие специфические речения оригинала.

Целесообразно в этой связи разграничить понятия руссизма, с одной стороны, и народной или, вернее, бытовой окраски речи, с другой. То и другое не следует смешивать. Так, например, в переводах нередко для конкретизации речи действующего лица, для придания ей большей социальной характерности применяются слова, имеющие для русского читателя очень отчетливую бытовую окраску. Ср. у Бальзака в "Эжени Гранде" и в переводе Ю. Н. Верховского:


— Quien! s'ecria Nanon, — vous n'avez pas besoin de me le dire.

— Эка! — вскричала Нанета. — Не к чему мне это и говорить.

О. де Бальзак. Изб. произв. Гослитиздат, М. 1949, стр. 359.


И в оригинале ("quien") и в переводе ("эка") мы видим нелитературные формы, заменяющие здесь другие слова ("tiens" и "еще чего"). И автору и переводчику они нужны только как черта просторечия, обрисовывающая облик персонажа, и видеть в этом элемент руссизма было бы совершенно неправильно ни с общелингвистической, ни со стилистической точки зрения. Обратим внимание и на следующий пример из того же перевода:


— Maman, — dit-elle? — jamais mon cousin ne supportera l’odeur d’une chandelle. Si nous achetions de la bougie?

...

— Mais que dira ton pere?


— М а ме н ь к а, — сказала она, — братец не сможет вынести запаха сальной свечки. Что, если бы нам купить восковую?

...

— А что папенька скажет?


О. де Бальзак. Изб. произв. Гослитиздат, М. 1949, стр. 350.


С точки зрения лингвистической в таких словах, как "маменька", "папенька", "братец" и т. п., ни в каком случае не следует видеть руссизмы; в них нет ничего специфически местного, поскольку они не обозначают реалий, характерных для русского быта. Здесь это просто слова с уменьшительными суффиксами, по своему употреблению и распространению тесно связанные с фамильярно-бытовой речью. Перевод, таким образом, использует здесь применительно к соответствующим словам подлинника наличие определенной словообразовательной категории русского языка и связанный с нею стилистический оттенок.



б) Перевод фразеологических сочетаний


Исключительно обширную группу фразеологических единиц составляют фразеологические сочетания. Переводчик постоянно сталкивается с ними как в языке подлинника, так и в языке, на который он переводит.

Хотя индивидуально-стилистические возможности словосочетания, казалось бы, не могут быть предусмотрены и по самому своему характеру представляются как будто безграничными, однако им ставятся известные пределы, во-первых, нормой словосочетания данного языка и, во-вторых, общими принципами, общим характером системы того речевого (а также и индивидуально-художественного) стиля, в котором они применены.

Вопрос о норме словосочетания того или иного языка — вопрос новый, до сих пор почти неизученный. Он поднят В. В. Виноградовым по отношению именно к фразеологическим сочетаниям: "...большая часть слов и значений слов ограничены в своих связях внутренними, семантическими отношениями самой языковой системы. Эти лексические значения могут проявляться лишь в связи с строго определенным кругом понятий и их словесных обозначений. При этом для такого ограничения как будто нет оснований в логической или вещной природе самих обозначаемых предметов, действий и явлений. Эти ограничения создаются присущими данному языку законами связи словесных значений. Например, слово брать в значении: овладевать, подвергать своему влиянию, в применении к чувствам, настроениям — не сочетается свободно со всеми обозначениями эмоций, настроений.

Говорится:

страх берет, тоска берет, досада берет, злость, зло берет, ужас берет, за кисть берет, смех берет.

...Но нельзя сказать: радость берет, удовольствие берет, наслаждение берет и т. п.

Таким образом круг употребления глагола брать в связи с обозначениями чувств и настроений фразеологически замкнут".

Высказанное здесь В. В. Виноградовым (В.В. Виноградов. Основные понятия русской фразеологии. — "Труды юбилейной научной сессии Ленингр. Гос. Университета" Секция филологических наук. Лгр., 1946, стр.62-63.) наблюдение представляет огромную важность для теории перевода. Именно при переводе и при анализе, при оценке качества переводов (даже при условии правильной передачи смысла подлинника) постоянно возникает вопрос: можно ли так сказать?, может ли определенное слово сочетаться с теми или иными словами? Наряду с большим числом бесспорных случаев, когда бывает совершенно ясно, что то или иное словосочетание, возникшее в результате перевода, допустимо, что оно имеет прецеденты в оригинальных текстах или хотя бы аналогично употребительным в них сочетаниям, или что оно, напротив, недопустимо, неприемлемо, — существует также обширнейший разряд случаев, когда получающееся словосочетание сомнительно. Тогда и встает вопрос: можно ли так сказать?


***


Несовпадения в разных языках сочетаемости отдельных слов, соответствующих друг другу по словарному смыслу, отнюдь не служат препятствием для полноценного перевода, так как выход из положения достигается или путем замены слова, несочетающегося с другим (напр., "серьезная опасность" вместо буквального перевода "тяжелая опасность" для немецкого "schwere Gefahr ") или путем грамматической перестройки (как в примере из Бальзака).

Разумеется, в плоскости переводческой работы путь к таким заменам — не всегда легкий путь. Большие трудности возникают в особенности тогда, когда при переводе художественной литературы передаются переносные значения слов, часто связанные с необычным словоупотреблением или необычным словосочетанием (об этом — ниже, в главе восьмой, раздел III).

Решение вопроса о выборе словосочетания, допускаемого лексико-фразеологической нормой, возможно, конечно, лишь применительно к тому или иному конкретному случаю в отдельности, ибо на данной стадии изучения фразеологии еще нет материала для более широких обобщений.

Необходимо глубокое изучение допускаемых, реально встречающихся связей как можно более обширного круга слов, чтобы выносить оценочное суждение о приемлемости или неприемлемости при переводе тех или иных сочетаний. Вместе с тем не подлежит сомнению, что практика перевода и подробный анализ существующих переводов смогут выявить множество допустимых и недопустимых для отдельного слова сочетаний, которые иначе не были бы выявлены. При этом к требованиям фразеологической нормы постоянно присоединяются и требования лексико-морфологического порядка.

Сравнивая переводы с подлинниками, постоянно приходится наблюдать вполне закономерные отступления от словарной точности, даже если она возможна по отношению к каждой из лексических единиц оригинала, взятых в отдельности: текст перевода то сужается, то расширяется, то перестраивается сравнительно с подлинником. Такие отступления бывают вызваны, с одной стороны, фразеологическими требованиями (нормой словосочетания) в языке перевода и, с другой стороны, необходимостью восполнять данные подлинника словами и словосочетаниями, выражающими факты той действительности, которая стоит за иноязычным текстом и иногда без слов подразумевается им.

Выбор слов перевода, поиски соответствий словам подлинника, сокращение или расширение текста перевода зависит не только от сочетаемости тех или иных значений самих по себе, но и от грамматических категорий, в которые они оформляются, от синтаксических функций, которые они выполняют.

Это заставляет нас обратиться к специально грамматическим вопросам перевода.


2008

К началу |  Предыдущая |  Следующая |  Содержание  |  Назад