... На Главную |
Золотой Век 2008, №2 (08). Алексей Морозов О СТИЛЕ СОВРЕМЕННОЙ ПРОЗЫ |
Говорить о стиле у нас сегодня особенно не принято. Многим стиль кажется излишеством, роскошью или данью моде. Тяга к совершенству на любом поприще, в т.ч. — на литературном, развита у нас еще слишком слабо, чтобы можно было ожидать рождения чего-то значительного или стилистически безупречного. Что таить, пока еще наша жизнь сводится к удовлетворению практических нужд, эстетические потребности понимаются лишь в самой примитивной форме, за их реализацию приходится бороться, порой даже противопоставляя себя общественному мнению. Как иному обывателю по вкусу любая пища, лишь бы она была сытной и обильной, а всяческие деликатесы и гастрономические тонкости ему безразличны, как люди по привычке одеваются все равно во что, лишь бы было тепло, — так же обстоит у нас дело и с духовной жизнью, особенно с литературой. И вот уже пустил корни дремучий предрассудок: если твой стиль безупречен, если ты брезгаешь формой, значит — сказать тебе нечего. Главное — это богатство, идейность и возвышенность содержания! Они компенсируют пренебрежение формой! А ведь стиль — это в первую очередь умение придать содержанию экспрессивность, доходчивость, а не пустое кривлянье, не фокусы циркача, танцующего на канате или проделывающего акробатические трюки. Он вовсе не сводится к гладкости изложения или тщательному подбору лексики. Неуклюжесть, грубость, шероховатость тоже могут стать достоинствами стиля. Основное требование: стиль должен быть выразительным, индивидуальным, органически свойственным автору и не противоречить общепринятым синтаксическим правилам. И не имеет значения, подаются ли чувства, впечатления, переживания непосредственно или сперва они пропускаются через призму авторского мировосприятия. Главное, чтобы писатель умел донести до аудитории внутреннюю энергию, зажечь читателя! Кипящие кратеры экспрессионистов извергают сверкающие потоки лавы, цветовые вспышки импрессионистов слепят глаза — но им не всякий раз удается управлять этими стихиями. Иной флегматичный реалист устраивает печь с куда лучшей тягой! У писателя с большим творческим потенциалом работа с литературным материалом зачастую идет спонтанно, быть может иногда даже помимо его воли. Не следует упрощать процесс создания художественного произведения, сводя его к изначально появляющемуся замыслу, на который затем, как на каркас, натягивают ту или иную оболочку. Идея и ее словесное выражение настолько тесно сплетены между собой, что разъединить их удается только в ходе глубокого аналитического исследования. Ибо как только оживает последовательность мыслей, трогается состав образов, пробуждается и поток слов, поначалу, правда, невнятный, неорганизованный, но иногда и настолько ясный, что не составляет труда тут же записать его. Разумеется, неверно думать, что как только сформулирован замысел, сразу же находятся и готовые слова. Встречаются чувства, даже понятия, которые трудно облечь в морфемы. Тогда переживание ищет выхода в символах, всплывающих из подсознания образах, музыкальности и вовсе не гонится за точными словесными соответствиями. Подобным образом появляется на свет большая часть стихотворений, так же рождается и некоторая проза. Хотя стиль и привязан к автору сотнями невидимых нитей, он все же достаточно автономен, чтобы его можно было регулировать и шлифовать. Он развивается вместе с творцом, его можно выправлять, возделывать, совершенствовать. Более того, стремление к стилистическому совершенству означает стремление к культуре, к новому качеству. Где этого стремления нет, там тщетно лелеять надежды в отношении будущего культуры. Совсем не трудно смахнуть со стола вопрос о стиле, сказав, что художественные идеи сами покоряют публику и ведут ее за собой, независимо от формы, в которой их преподносят. Конечно, очаровать благожелательно настроенного и легко поддающегося внушению читателя не бог весть какая наука — тут порой достаточно одного-единственного взгляда опытного гипнотизера. Это тем проще, чем невзыскательней оказывается аудитория, чем ненасытней и всеядней ее фантазия и чем сама она ближе складу мыслей автора. Бульварные романы увлекают человека толпы, приключенческие истории — потенциальных авантюристов, тенденциозные драмы — тех, кто разделяет те или иные общественные, моральные, эстетические взгляды. При этом литературные достоинства самих произведений чаще всего весьма сомнительны. Подлинное художественное произведение должно увлекать не только сюжетом, но и отточенностью манеры изображения. В искусстве суггестивная сила идеи важнее ее сути. Однако есть индивидуумы, которые уже по причине своих природных особенностей неспособны воспринимать искусство. Многие наверняка встречали чудаков, ищущих в художественных произведениях только абстрактную суть, словно ответ на задачку по алгебре, а не развитие действия или художественной мысли, не полет авторской фантазии. Поскольку их интересует только краткое содержание романа, которое можно изложить на двух-трех страничках, то они с куда большим удовольствием читают его пересказ где-нибудь в критической статье или рецензии, чем сам роман. Серый, безликий стиль никогда не в состоянии донести до читателя глубокую идею произведения. Поэтому представляется совершенно абсурдным утверждение, будто нравственно-возвышенному содержанию простителен небрежный, неряшливый стиль или что вечные ценности не нуждаются в зрелом, точном , изящном изложении, они-де и так самодостаточны. В целом, о достоинствах художественной прозы можно судить по трем показателям. А именно: стилю, характерам и действию. Если сюда прибавить еще основную идею, то вот, пожалуй, и все исходные моменты для оценки произведения, причем им, кстати, всегда свойственна взаимообусловленность. Не следует думать, что основная идея произведения подобна жидкости, которую можно произвольно заливать в ту или иную форму, как разливают вино в бутылки любой конфигурации, где оно занимает соответствующий объем. Именно содержание и другие факторы определяют формальные особенности произведения — вплоть до мелочей. При этом все они неотделимы от личности и темперамента автора. Можно сказать, что стиль и состоит в единообразной организации выразительных средств писателя, отвечающих его индивидуальности и раскрывающих его эстетическое кредо и художественные способности. Стиль легко может выродиться в манеру, если автор перестанет развиваться, закостенеет и начнет повторяться. Быть хорошим стилистом не значит создавать отполированные до блеска и сверкания тексты. Слог должен самым действенным способом раскрывать и доносить до аудитории мысли писателя. Стилю свойственно быть разноликим — то сочным, земным, чувственным, то полным благозвучия, риторики, то неприхотливым, простым, точным. Он может быть, как у Цицерона, приподнято-эвфоническим, ритмически-наплывным, покоряющим своей интенсивностью, навевающим определенное настроение, которое увлекает за собой и мысль. Он может быть, как у Рабле, полон крика, смеха, веселья, пышности, грубости, непристойности, игнорировать благозвучие, правила приличия, чувство стыда. Но он может быть и простым, ясным, точным, не гонящимся за эффектами, как бы следующим заповеди Паскаля, требовавшего, чтобы стиль вообще не привлекал к себе внимания и не становился объектом восхищения, а предложение походило на сито, сквозь которое процеживается чистая мысль и не просачивается ненужная гуща. Хотя целью всех этих столь разных стилей является упорядочение слов таким образом, чтобы изложение более или менее соответствовало духу творческого замысла, все же здесь можно выделить две совершенно противоположные тенденции. Слово может приобретать утилитарное значение, оно подобно телефонному проводу для передачи одной только мысли. Чем яснее, точнее изложение, тем лучше. Такой практический язык необходим прежде всего в науке, где предпочтение отдается стилю, который позволяет с минимальными затратами и с максимальной точностью выразить как можно больше. Во втором случае слово выполняет еще и эстетическую функцию. Оно будоражит своей меткостью, ритмом, образностью, гипнотизирует читателя, обволакивает его зрительными и слуховыми образами, ценными не столько в смысле точности описания, ясности деталей, сколько своими намеками, полутонами, загадками. Это, разумеется, всего лишь две тенденции, тогда как в действительности «констатирующая» проза часто оказывается также и «изящной». К тому же и в самой геометрически-правильной и точной фразе можно найти элементы артистизма. Однако в последнее время в прозе все сильнее заметно влияние ритма современной жизни. Сейчас мало кого привлекают витиеватые, сложные стилистические конструкции, которые развертываются как рулон плотной, тяжелой ткани, предложения-шоссе эпохи почтовых дилижансов, когда можно было подолгу любоваться каждым поворотом дороги, пока он наконец не скроется вдали. Все изменилось вместе с динамикой жизни. Теперь господствует стремление высказаться в двух словах. Точки, разделенные минимальным количеством слов, держат мысль, как натянутый канат. Автор и читатель подобны старым знакомым: одного слова, одного намека достаточно, чтобы все стало понятно без предисловий и лишних объяснений. Длинные, замысловатые фразы выглядят анахронизмом, как конный экипаж в век конкордов и скоростных поездов. Коротенькое платье, мальчишеская стрижка, сжатая, энергичная фраза — вот он, стиль современной прозы! |
2008 |