|
|
ГИПНОТИЗЕР
У неба, что приносит пламя зорь,
рвала орлица-солнце тучу-печень.
К нам в школу приезжал гипнотизер
в такой же яркий и зловещий вечер.
Я помню зал. Рамп круглых волдыри.
Фигура в очень пестром одеянье.
На сцену шли… товарищи мои,
подверженные странному влиянью.
Гипнотизер, предчувствуя успех,
поведал, что внушит им тему «Радость», —-
но мы увидим: жалок человек,
когда ему перекрывают разум.
И школьник поразил меня один.
С потухшим взглядом, двигаясь как кукла,
он говорил: «О, ем я апельсин!»,
кусая горечь репчатого лука.
К чему же мой рассказ?.. С недавних пор
я задаю себе вопрос что вечер:
«А не был ли чудак-гипнотизер
материализованным Предтечей?»
Я помню площадь. Желтые шары.
Фигуры в очень пестрых одеяньях.
Толпа под ними в ленточках игры,
подверженная странному влиянью.
И я в толпе… Какой-то новый трюк…
Но вот сегодня, в будничной трясине,
осознаю: нам скармливали лук
под шкуркой обещаний-апельсинов.
И все же горько мне не потому…
Народ, народ, нищая поминутно,
как прежде рад. Кумиру своему
он дарит одуванчики салютов.
А если скажешь что-нибудь вразрез —
тебя мазутом вымажет: бесславьем,
и к телу прометеевых небес
он прикует; свершит свою расправу.
Как в годы всеодобренных утех,
толпа вошла в восторженную фазу.
Теперь я вижу: жалок человек,
когда ему перекрывают разум.
***
Над улицами ровными
довлеет пылью черною
смог
и трубами дородными
высасывает города
сок.
Народ в собранье слаженном;
глашатай бьет в оранжевый
гонг.
Выходит с видом франтика,
конфеткою из фантика,
Бог.
Откроет рот — и кажется:
посыплет чудо-яшмою
мощь.
Вблизи отпрянешь в ужасе:
душа — как шарик сдувшийся,
ложь.
А рядом челядь разная —
она, как будто адская
смесь —-
и Дева чернобровая,
косою коронована —
Смерть.
В толпе беззубой нации
не нужно бегать с фасцами —
фас! —
поскольку раболепия
невидимые ликторы
в нас.
И розовые россказни
заменят связки грозные
розг.
Все искреннее высекли,
а цепь внутри; на привязи
мозг.
Выключи этот проклятый ящик!
Мед его лжи для меня, как желчь.
Верилось: выплеснет люд непропащий
ночь не хрустальных — кухонных ножей.
Нет! Эти глупые нищие рожи
быт марафетят на их манер.
Дожили, дожили: правят дожи,
правят дожи у нас в стране.
После работы листают глянцы,
где Высший Смысл — в густоте помад.
Разве способен конем троянским
так выбить дух двадцать пятый кадр?
Правда: давно эти души голы,
сном беспробудным блаженно спят.
Разве что утлой худой гондолой
ивовый листик скребет асфальт.
Мне Диогенов фонарь —- не попутчик,
чтобы в толпе отыскать людей…
В мир я пришла, зная тайну созвучий,
полная веры и разных идей.
Сяду, как прежде, под лунным стогом.
…имя не скрою… не спрячусь в тень…
Но не стихи — а доносы Богу
горькой слезой напишу теперь.
ГОВЕРЛА
Мы слушаем приемник как бы вскользь,
над полными тарелками говея.
Но эта новость, словно в горле кость:
«Погибли люди. Летом. На Говерле».
Погибли люди… Жаль, по-женски жаль,
как вся и всех, лишенных жара жизни.
Но многое открыла мне печаль:
«Всмять смяла смерть не просто альпинистов».
Людей манил не пышный чуб Карпат,
не желтый овод солнца в светлой сини,
звала к себе вертлявая тропа —
та, что кумира привела к вершине.
Тропа одна — условия не те.
Кумира берегла страховки прочность.
А жертвы лезли в ливень, в темноте —
о, без поддержки лезли в темноте! —
над ними посмеялась даже почва.
Смех глины… В пропасть — жизнь, и жизнь, и жизнь…
Но вот занозой — в сердце? в голове ли? —
мысль: вся страна катится вниз,
как эти люди. в бурю. на Говерле.
Гора Говерла… Горький, тяжкий знак.
Ты для троих могилой стала свежей.
А скольких вскоре уведут во мрак
ничем не подкрепленные надежды?!
ХАРОНУ
Приводишь веками расшатанный челн,
а, может, моторку-быструшку, —
на борт принимать не спеши, о Харон,
политика сытую душу...
Мудрец! Не туда, где клубя едкий дым,
смола встретит кашей густою —
верни-ка его гражданином простым
в страну, что когда-то он строил…
С НАТУРЫ
Чудесный полдень воскресенья,
весны почин…
Аллея для опорожненья,
ручьи мочи…
И площадь. Стенд с напитком пенным
незрелых душ…
Орут ораторы со сцены
и сеют чушь…
Внизу, глотая ядомускус
ядреной лжи,
«Россию бей! — кричат по-русски, —
Москву круши!»
И тяжела небесной ниве
земная вонь…
Патриотизм, замешенный на пиве
«Оболонь»…
***
«Здесь русский дух, здесь Русью пахнет…»
Здесь каждый камень гранью чувств
хранит лучистый отпечаток
твоих шагов, родная Русь!
Здесь рядом с каждою скамейкой
твой клен и тополь-богатырь.
А вон беспечная семейка
резвится — это ли не ты?!
Куда ни глянь — твои соборы,
твоих лебяжьих рук дела.
Твой мир широк и путь твой долог —
да наша память коротка.
И в Киеве — твоей столице,
не чуя новых жутких уз,
тебя мы стали сторониться,
теперь тебя стыдимся, Русь.
С родимой Родиной рассорясь,
своих врагов смешим всерьез.
…Вот так вагон, покинув поезд,
свободно едет — под откос.
|
|
